Вы. Мы. Они. Истории из обычной необычной жизни

Третий: она для него игрушка и будет брошена через несколько лет. А пока придется отдать лучшие годы. Аргумент? Аргумент. Николай сходил с ума, не понимая, за что на него свалилось такое счастье. Ляля была потрясающе красива, умна, чрезвычайно сексуальна и совсем не алчна. Это же он сам хотел потратить на нее все деньги, она практически никогда ничего не просила. Мало того. Ради него она пошла на разрыв с родителями. Короче говоря, чем больше Ляля не хотела замуж, тем серьезнее Николая тянуло под венец. Бедные предки так переживали, что их единственная дочь бросила ровесника Ваню и начала жить со «стариком», что не выдержали и уехали с горя навсегда куда-то в Азию. По мнению несчастной Ляли, выход был один – надо обезопасить себя и набрать на всех коллег компромат. Это раз. Тогда если кто и пикнет, то быстро замолчит. Договориться с калошей заранее, сделав две вещи: брачный контракт и страховку. Это два. Ну и наконец стать министром. Не главное, потому что любить она его будет любого, хоть замминистра, хоть министра, и даже премьера, но все-таки это – это три.

Если первый и третий пункты еще как-то укладывались в сумасшедшую любовь и секс, то второй выпадал начисто. Коле собирать компромат для какой-то мнимой безопасности совершенно не хотелось. Ситуация начала напоминать революционную, прямо как из учебника истории про КПСС: верхи не могут, низы не хотят. Впрочем, все зависело от позы и настроения. Иногда верхи не хотели, а низы, ясное дело, могли, но с неохотой. В конечном итоге политик начал потихоньку сдаваться. Он сделал брачный контракт, застраховался сам в пользу Ляли, будучи совершенно ошарашенным, что она до этого застраховалась в пользу его самого, как только он купил ей Bentley, но продолжал отнекиваться от компромата. За такое непослушание его отлучили от постели, и он потихоньку сходил с ума. Но политика учит хитрости, и, однажды сдавшись, замминистра принес домой пять флешек, показал их Ляле и на всякий пожарный зашептал в ухо: «Здесь все и на всех. Кладу в сейф. Кроме тебя, никто не знает».

Понятно, что на флешках ничего не было. Старшинов, безусловно, сошел с ума от любви, но не до степени самоубийства.

Эта ночь стала главной в его жизни. Он открыл себя и открылся сам.

Пару дней спустя люди с чистыми руками и горячим сердцем, курирующие его министерство, вызвали Николая Петровича на разговор. Он не верил ни одному их слову: ни о том, что прошлое Ольги совсем иное, чем он думает, ни о том, что родители никуда не уезжали, а как жили в Красноярске, так и живут. И уже полным враньем звучало то, что параллельно Коле есть еще Петя. И Толя.

Этих врунов в погонах знала Зина, и не было никаких сомнений в том, кто и зачем их попросил наговорить на бедную Лялю. Ведь она предупреждала, что на нее будут гнать враги их счастья!

А через две недели после той самой закладки в сейф в их домашнем гнездышке произошло то, что не должно было произойти никогда. Квартиру, которую снимали голубки, ограбили. Николай в это время был где-то в глубинной командировке, а Ляля осталась ночевать у подруги на даче. Здоровенный сейф был взят, практически как Карфаген – автогеном. Исчезли деньги (много, но это дело наживное) и все флешки. Шубы и цацки остались на месте. Старшинов срочно вернулся из командировки и застал рыдающую Лялю. «Страшно себе представить, если бы я была в этот момент дома. Они бы меня убили, – причитала девушка. – Я не хочу здесь сегодня ночевать. Поедем на квартиру к родителям».

«Негодяи, – думал Николай, – все врали с Зинкиной подачи. Вот сейчас увижу, где живут Олины «папье-маше», и потом всем наваляю».

Они остановились около какого-то подъезда. Когда Коля открыл дверь машины, он получил страшный удар в голову. Металлическая оправа близорукого замминистра въехала ему в скулу, и оплот России сразу потерял сознание от боли. Что должно было произойти дальше, точно не знает никто. Но, похоже, ничего хорошего, по крайней мере, для компании, застраховавшей жизнь будущего министра. Это чудо, что убийцу спугнул проезжавший мимо патруль.

– И что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил я друга. – Узнать правду? Найти Лялю? Проводить в последний путь? Что?

Мой друг сжал мне руку и устало чуть-чуть кивнул. Я взял телефон кураторов с чистыми руками, пожелал приятелю держаться и вышел. В больничном коридоре плакала Зина.

Прошло две недели. Это была интенсивная и кропотливая работа. Правда вырисовывалась с трудом. И совершенно не хотела залетать мячом в наши ворота, как тогда в матче с испанцами на чемпионате мира. Мы сидели у меня в офисе. Куратор молчал и только изредка рисовал каких-то зябликов на бумаге. На этот раз говорил я.