Идея «праздника» и лозунга принадлежала «европейской королеве ночи» – несравненной Регине Зильберберг. Или как ее называли французы – Режин. С ударением на последнем слоге. «Королева ночи» была нашего происхождения. Во время войны ребенком скрывалась вместе со всей семьей от немцев, а когда все закончилось, решила отомстить судьбе и остаток жизни заниматься только тем, что приносит удовольствие. В шестнадцать лет она вышла замуж и через два месяца родила мальчика, что не помешало ей стать не только певицей. Злые языки рассказывали, что будущему успеху Режин была обязана своему феноменальному темпераменту, но разве это плохо? В середине пятидесятых она открыла в Париже свой первый клуб «Chez Régine» и сразу собрала всю снобскую и снобирующую элиту столицы. А потом пошло-поехало: Лондон, Сен-Тропе, Монако, Нью-Йорк…
Я никогда не был большим или даже маленьким любителем ночных клубов, и Режин это хорошо знала. Знала, знала… однако никак, при всем своем уме, колоссальном опыте общения с мужчинами и природной хитрости, не могла понять почему.
Ларчик между тем открывался просто. Без отмычки.
В самых разных компаниях хорошо подвешенный язык, манеры и юмор приводили к тому, что практически любая красавица к утру могла стать близким человеком. Тем более что в «допрезервативный» период развития цивилизации ХХ века разнополые судьбы, не боясь страшных болезней, быстро сближались после приятно проведенного вечера, хотя бы для того, чтобы его продлить. В ночных клубах и на дискотеках гремела музыка и для того, чтобы пошутить, надо было орать в ухо моим и так довольно низким голосом, который я через пять минут срывал на несколько часов. На «сцену» за популярностью вместо меня в компаниях выходили высокие качки, тупизна которых была хорошо замаскирована динамиками, мускулами и тяжелыми коктейлями. Не обезображенные интеллектом молодые люди имели явное преимущество перед очкариком, и сделать что-то против этого было трудно. Короче говоря, дискотеки и ночные клубы я не любил. Мадам Режин, с которой меня когда-то познакомил, потупив от смущения глаза, в связи с их похоже когда-то состоявшейся интимной дружбой, местный раввин, никак не могла взять в толк, почему я через пятнадцать минут, после того как попадаю в ее заведение, исчезаю до следующего раза.
Но в эту ночь середины июля, лета, года и десятилетия я вынужден был отсиживать в клубе неизвестно зачем третий час, хотя страшно тянуло домой и хотелось спать. Косить глаза по сторонам или вокруг себя все равно приравнивалось к взгляду налево, на который я не имел права. Дама, курящая рядом, могла, не говоря ни слова, выцарапать мои глазки, которые, как показало будущее, мне были жизненно необходимы для последующих десятилетий. Даму звали Ленка, и мы уже довольно долго жили вместе в Париже. Лена была дерзкой хулиганкой с Лиговки, но, обладая фамилией Штейнбок, что довольно точно в ее случае переводится с немецкого как «горный козел», закончила английскую школу, ленинградский университет, вышла замуж за иностранца, переехала в Германию, выгнала мужа и стала жить со мной в столице Франции.
Несмотря на то что кадрить Лену было уже занятием абсолютно бессмысленным, на танцполе я обязан был потеть рядом с ней, ибо присутствующие вокруг нас сисястые и полуобнаженные раздражители представительницу Лиговки в Монако сильно раздражали. Я не возражал и, соскучившись по любимому фитнесу, вовсю отплясывал в сигаретном дыму под софитами.
Хитрая Режин придумала промоакцию на сегодняшний вечер, рассчитанную на идиоток, но такими оказался практически весь клуб. Начиная с пятнадцатого (а сегодня было пятнадцатое июля) коктейля, пара получает бесплатно бутылку шампанского Дом Периньон. Понятно, что к двум часам ночи весь клуб был пьяный в хлам. До обещанного подарка дотянули немногие. Выпускница ленинградского университета и немецкого брака остановилась на девятом приеме, что же касается меня, то я дотягивал свой Perrier Citron без всяких претензий на халяву. В три часа ночи басы из динамика вместе с «Бляди Мэри», удобренной несколькими Kir Royal и джин-тоником, стали добивать Элен. Она, слегка икнув, прокричала мне в ухо, что у нее разболелась голова, и ей надоело меня ждать.
Мы шли пешком в гостиницу Métropole, наслаждаясь пьянящей молодостью и звездным небом. Утреннее княжество оглушало своей тишиной после ужаса ночного клуба. Навстречу нам попадались одинокие и не очень трезвые прохожие, известные во всем мире. Унылый (что на корте, что в жизни) Бьорн Борг, сутулясь, чем-то напоминал одинокого пожилого высокооплачиваемого осла. Джейн Биркин в окружении трех молодых людей травила что-то смешное. Молодые люди заискивающе смеялись, как будто их щекотал сам Юрий Никулин, который в Монако, по-моему, никогда не был. Нэнси Шопар несла свое подтянутое лицо девятнадцатого века в тот же отель, что и мы. Остальных четырех человек, которых мы встретили по дороге, я не знал, но где-то точно видел.