Выбирая будущее

  Мать подкладывала нам пельменей и огурчиков. Отец пил н торопясь, смачно, не закусывая. Мать едва пригубливала. Мила пила наравне с отцом. Короткие аляповатыми  ромбиками халатики, ей и матери полковник купил в одном магазине. Мила рассуждала о готовящемся повышении цен на алкоголь.

  Мы, кто пили, пить не перестанем. Работяг жалко. На суррогат перейдут. Варить самогон возьмутся больше. Мы уже это проходили.

  И не раз… Деревня вымрет, - подмигнул нам отец. – Не так ли, врачи?

  Мила следила, чтобы Юра не напился. Полковник часто выходил курить. Мы крепились. Возвратясь, он спрашивал нас об операции на шейке бедра. Приносившая и уносившая тарелки мать интересовалась подагрой и ревматизмом.

  Изрядно выпив, полковник спросил дочь, не хотела бы она найти знакомых помоложе. Мила укоризненно поглядела на отца. Он принялся вспоминать наших предшественников. Мы услышали несколько мужских имен. Вспомнились некие случаи. Мила избегала вспоминать прошлое. На каждый из периодов отца она находила свой гекзаметр. Каждый оказывался неподходящим, несовершенным, иногда – коварным обманщиком.

  Мне же – двадцать восемь, - оправдывалась Мила. Она выпила не меньше поллитра водки, но оставалась верной в движениях, связь слов не нарушалась.

  Ты бы не пила столько, дочь.

  С кем ты тогда, отец, пить станешь?

                                                                                                                                                                   7

  Дети, расскажите о родителях.

  Они уже не дети, - поддержала нас, участливо кивая растрепавшимися завитками кудрей, мать.

  Мы с Юрой рассказали о семьях. Выпив, мы сделались смелее, но неловкость сохранялась. Юра опустил, что отец его повесился, а мать жила с пэтэушником. Я не рассказал о приёмных

родителях.

   После трёх литров на пятерых начали прощаться. Полковник хватал щепоткой нас за пушистые щёки, обнимал, большой горячей рукой сжимал до боли наши ослабленные алкоголем, нетрудовые кисти. Раздобревшая нетрезвая, державшаяся за косяк двери мать просила                                                                                                                                               отца оставить нас в покое. Участливо спрашивала, не проводить ли нас до трамвая. Пьяная Мила уверяла, что мы дойдём. Мужики ли мы, в конце концов, или нет?

Назавтра с ранья нас пригласили к полковнику и полковнице на дачу.

    Мы переехали Волгу на пароходике, отходившем от дебаркадера слева от главной пристани. Сели на корме. Опуская голову, утопали заторможенным взглядом утопали в бурлящих пенных водах, воздушными гимнастами выскакивающими из-под видавшего виды киля. У меня после вчерашнего трещала голова. Юра веселился остаточным опьянением. Много курил, кидая бело-жёлтые окурки за фальшборт. Он с нетерпением ожидал встречи с Милой. Я гадал, какую подружку представит она мне. Её существование Мила провозгласила громким шёпотом при вчерашнем расставании.

   После парохода пришлось ехать автобусом, а потом идти по пыльной узкой дороге меж рядами двух-трёхэтажных дач. Убогой архитектуре полагалось подготовить нас к встрече с шедевром Милы. Но трёхэтажная дача её отца с угловатой крышей ничем не выделялась среди соседей. То ли выстроили раньше поступления Милы в институт, то ли строение отца её художественный вкус не заинтересовало.

   Мила кинулась Юре на шею, подала мне руку. Её загорелые крепкие ноги прикрывала рабочая юбка, грудь прикрыла небрежно накинутая фуфайка. На голове – дурацкая красно-матовая бандана. Следы похмелья не выявлялись. Маленькие глаза, обведённые охрой, шутливо и внимательно нахмурились. В них не скрывалось  ощупывающего напряжения неприятного въедливого взгляда отца, но существовал неясный второй план, подразумевавшийся, но никак не раскрывавшийся. Я подозревал, что Мила переживает за наше утреннее самочувствие. Приветливая мать приготовила яичницу и заправленный подсолнечным маслом салат из редиса. Выпить не предлагали. Вместо этого резкий прямой отец выволок пару комплектов хаки, велел переодеться и помочь вскопать огород. Мы с Юрой явно не приготовились к работе на плантации. Однако, пришлось. Нам выдали по штыковой лопате. Полковник  внятно командно пояснил, что посадка картофеля запущена. У соседей он две-три недели как в земле. Полковник приходил, уходил, а мы копали, оглядываясь на пугало тоже в хаки, расположившееся на грубом высоком кресте.

    Мила оглядывалась на нас с порога, откуда выплёскивала воду кастрюль. Мать поднапрягла её готовить обед. Часа в два появилась какая-то девушка в лёгком летнем платье. Она зашла с Милой в дом. Скоро они вышли вдвоём. Девушка переоделась в рваные джинсы и топорщащуюся на груди короткую майку со смелой надписью. Я заметил пирсинг на вязи открытого пупка. Пули больших, чем у Милы грудей. Прелестные обильные пугливые веснушки вокруг маленького носа и маленьких чёрных глаз. Узкий лоб правильного обыкновенного лица, хлипкая шея. Девушка стройная узкая худая. Ярко накрашенные ногти в прорези пластиковых шлёпок. Девушка приятно улыбалась. Звали её просто без выкрутас. Чем-то она напоминала Милу, как та – маму. Снова защекотала непонятная тайна.