Под предлогом моего знакомства с Наташей, Мила отвела нас в мансарду, представлявшую третьей этаж. Здесь она торопливо нас похмелила двумя бутылкам марочного крымского. Спустились мы изрядно повеселевшими. Быстро грубо докопали огород, заслужив шутливо
8
угрюмое замечание отца, что, будь мы в армии, за подобное качество вскапывания, он заставил бы нас отжаться по пятьдесят раз. Нам позволили пойти к Волге, где ещё пару часов мы сидели на берегу, забавляясь киданием камней на счёт
леске колокольчиками. Сначала мы заслужили новое замечание, потом полковник смягчился. Он
заявил, что осетры днём всё-равно не берут, вытащил блесны, приманки-живчики, благословив купание. Вода бодрила. Кровь от кожи отхлынула внутрь. Когда вышли из воды, снова прилила. Мы вытирались махровым полотенцем, одним на троих с полковником, и хохотали. На обед нас
ждала уха из вчерашней рыбы, мозг выедающей вкуснятины из осетровых, судака, налима, сома. Пили водку. Наташа не отставала от сложившейся компании. Мила толкала меня под столом коленками, дабы я оказывал внимание новоприбывшей. Отец, мать и Мила бурно свободно болтали. Мы стеснялись. Один раз мать Милы назвала меня чужим именем.
После обеда стремительно смеркалось. Полковник с женой ушли к соседям. Мы с Наташей сели на пороге. Мила и Юра с бутылкой водки и морсом ушли к берегу, уселись на бок перевёрнутого баркаса. Я сидел с коротко знакомой девушкой, не испытывая никаких чувств. Притворно пытался обнять. Она отодвигалось. Я чувствовал физическое влечение и ничего личного, именно к ней направленного. Наташа много по-мужски пила и говорила, что приехала на дачу вынужденно. О приезде попросила Мила, её начальница в
Я смотрел на спины Юры и Милы. Среди них внешне царила идиллия. Они выпивали, курили, болтали. Перед ними з широкой русской рукой умирал в огнях сверкавший огнями город. Роскошной старой красавицей он давал предсмертную иллюминацию под алым шаром заката. Одинокая фигура полковника прошла по берегу закинуть донки. Я уснул на плече у девчонки, мечтая и видя во сне, чтобы Юра показал себя Миле страшным, чудовищным, таким, каким я видел его иногда, совершенно пьяным, с вытаращенными пустыми глазами, когда, сжимая кулаки, он накидывался на меня, хрипя и плюясь, требуя привести друга –
4
Юра всячески манкировал Милой. В курилке при мужском туалете он во всеуслышание поведывал, как она водит его в рестораны, платит за него, покупает одежду, дорогие подарки. Россказни Юры бесили меня. Не выдержав, я позвонил Миле, предлагая встретиться. Я поставил цель открыть мне глаза. Мила пригласила меня в дорогой ресторан. Стояли будни. Вечер. Мила заказывала, и я представлял, как это бывает с Юрой. Пьяненькая, она читала мне сентиментальные стихи классиков, приглашала танцевать, игриво оглядывала немногих окружающих. В тот вечер она предпочла шампанское. Мешала в бокале железкой от пробки, выпуская газ. По-обыкновению, она вела себя чересчур раскованно, что одновременно будировало и не принималось мной. Серое вечернее платье, золотое колье сердечками, вырез, удлинявший шею. Волосы собраны наверх и зачёсанные висюльками поперёк ушей, из мочек которых блестели жёлтые камни. Мила говорила, что хочет ребёнка. Выбор избранника, способного стать отцом, весьма не определён. Ей нравятся и полуопытные красавцы-юнцы с пушком на губах и стареющие мужчины с первой сединой. Она украдкой указала на сорокалетнего мужчину в компании за соседним столом. Седина узкими перьями пробивалась
9
через красиво выцветшие тёмные волосы. Мужчина заметил её взгляд, пригласил на медленный танец. После танца галантно проводил до места, отодвинул стул. В его компании отсутствовали женщины. Меня охватил животный страх потерять Милу. Торопливо я рассказал о подлости Юры. Мила долго молчала, потом подозвала официанта расплатиться.
Мы должны немедленно ехать к Юрке. Хочу его видеть… Вот рожать от него точно не стану, - добавила она без всякого перехода. – Алкоголик, и в роду у него, как ты рассказал, суицид.
Мила вызвала такси, и волей-неволей в одиннадцатом часу вечера мне пришлось ехать к Юре,
чтобы сказать