Я показал Миле высотный дом напротив областной администрации. Здесь у деда с бабкой жил Юра. Дед когда-то руководил областью. Его громкая фамилия, совпадающая с Юриной, не раз помогала нам во время задержания охранниками или полицейскими. Обычно нам инкриминировалось распитие в питейном заведений алкогольных напитков, принесённых извне. Мила не знала, где живёт Юра. Сейчас дед с бабкой куда-то у него уехали, и Юра предавался пороку. Девицы удивительно западали на него. Одного – двух слов, сказанных в нарочито небрежной обворожительной манере, хватало, чтобы давние подружки начали соперничать из-за него. Дружба рассыпалась ненавистью. Синие глаза из-под чёлки русых волос. Нос с горбинкой. Высокомерная и зовущая складка рта. Алые чуть вывороченные губы из-под пшеничных усов… Мы вошли в подъезд, затем в лифт. Какой-то запоздалый жилец попросил придержать дверь, и вошел в лифт за нами следом. Мила держалась молодцом. Она гордо вскинула острый подбородок. Чуть раскосые глаза метали молнии. Сейчас она Юрке покажет! Между пятым и шестым этажом Мила овалом подкрасила губы, беззастенчиво повернулась перед длинным узким зеркалом. На седьмом этаже сопровождавший нас жилец вышел. В приоткрывшуюся дверь мы увидели Юру, поворачивающего за поворот лестницы с плоховато одетым тинейджером. Мила моментально боком выскочила. Я раздвинул закрывающиеся двери лифта локтями.
Юрка! – Юра оглянулся: - Провожаю сестру, - заготовлено без тени смущения солгал он. Мы остановились. Мила и Юра свободные, ничего не боящиеся, игроки съедобной им партии. И я с плохо одетой молоденькой девчонкой, посчитавшей за счастье общение с Юрой на час. Обман очарования, головокружение выбора сползали с бледненького личика простушки. Она нервно затеребила сигарету, закурила. Я стоял соляным столбом, трусливый неискренний банкрот с вечным вторым планом, запасным выходом. Передо мной юность и зрелость играли ва-банк.
Какой же ты дурашка. Юрка! – со слезами прощения Мила бросилась ему на шею. Мы остались лишними среди бурных лобзаний. Что-то пробормотав на счёт хорошей ночи, я поплёлся за курящей девчонкой.
Идти домой не хотелось. Я повернул налево к “Гасителю”. Разделся на ступеньках спуска и долго плавал в тени памятника кораблю. Я страстно желал весенней холодной водой смыть с себя остатки опьянения. Кругом висела густая темнота. По шепчущему шуму прибоя я догадывался о гальке берега.
10
Тут начинается иная история. В начале апреля я находился в состоянии сексуальной депривации около месяца. Последняя интимная связь случилась в ночь с 7 на 8 марта. Если физически ещё удавалось как-то реализоваться, то мучительно не хватало психологического, душевного, общения с женщиной. Старые контакты утерялись за несвоевременной женитьбой, потом – разводом, а новые не возникали из-за отсутствия напарника по знакомствам. Юра решил в очередной раз образумиться, вернулся к Ленке со стоматологического, и твёрдо намеревался на ней жениться. Приближался шестой, заключительный курс, и многие, как девчонки, так и парни,
10
спешили определиться. С Милой Юра тогда ещё не познакомился.
Во время эпидемии гриппа нас направили на терапевтическую практику в центральную городскую поликлинику. Я впервые сел на приём, и меня трясло от волнения. Всё, казалось, я делаю не так. Не то говорю, не то спрашиваю. Пациенты это замечают. От стыда я готовился провалиться под пол. Особенно трудно приходилось, когда врач выходила, заставляя меня работать самостоятельно. Тут явственнее обнажался провал и перед медсестрой, сидевшей напротив неприятной потухшей бабкой, пережившей пенсию. Как-то на приём пришла женщина лет сорока. Чёрные крашеные волосы, умное бледное чуть подрисованное лицо с карими
глазами беды. Гусиные лапки глазных морщинок. Серая шерстяная юбка ниже колен. В тон ей
свитер, прикрывавший тонкие руки и средние по величине груди. На шее крупные
пёстрые неяркие бусы. Тонкие длинные пальцы с рябью чуть морщинистых кистей. На правом безымянном пальце толстое обручальное кольцо. На левом – серебряный перстень с крупным коричневым камнем.