Выбор

враги!

Будто ее становилось все меньше!..

Ежась

от близких разрывов гранат,

черный,

растерянный,

онемевший,—

в жестком кювете

лежал лейтенант.

Мальчик

лежал посредине России,

всех ее пашен,

дорог

и осин...

Что же ты, взводный?!

« Д о к а ж е м ! . . »

«Осилим!..»

154

Вот он —

фашист.

Д о к а ж и .

И осиль.

Вот он —

фашист!

Оголтело и мощно

воет

его знаменитая сталь...

Знаю,

что это почти невозможно!

Знаю, что страшно!

И все-таки встань!

Встань,

лейтенант!..

Слышишь,

просят об этом,

вновь возникая из небытия,

дом твой,

пронизанный солнечным светом.

Город.

Отечество.

Мама твоя...

Встань, лейтенант!

Заклинают просторы,

птицы и звери,

снега и цветы.

1 [ежная

просит

девчонка,

с которой

так и не смог познакомиться

ты!

Просит

далекая средняя школа,

ставшая госпиталем

С сентября.

Встань!

Чемпионы двора по футболу

просят тебя —

своего вратаря!

Просит

высокая звездная россыпь,

155

горы,

излучина каждой реки!..

М а р ш а л

приказывает

и просит:

«Встань, лейтенант!

Постарайся!

Смоги...»

Глядя значительно и сурово,

вместе с землею и морем скорбя,

просит об этом

крейсер «Аврора»!

Тельман

об этом просит

тебя!

Просят деревни,

пропахшие гарью.

Солнце,

к а к колокол,

в небе гудит!

Просит из будущего

Гагарин!

Ты

не поднимешься —

он

не взлетит...

Просят

твои нерожденные дети.

Просит история...

И тогда

встал

лейтенант.

И шагнул по планете,

в ы к р и к н у в не по уставу:

«Айда!..»

Встал

и пошел на врага,

как вслепую!

(Сразу же сделалась влажной

спина.)

Встал лейтенант!..

И наткнулся на пулю.

Большую и твердую,

156

как степа...

Вздрогнул ом,

будто от зимнего ветра.

Падал он медленно,

к а к нараспев.

Падал он долго...

Упал он

мгновенно.

Он даже выстрелить

не успел!

И для него наступила сплошная

и бесконечная тишина...

Чем этот бой завершился —

не знаю.

Знаю,

чем кончилась

эта война!..

Ждет он меня

за чертой неизбежной.

Он мне мерещится

ночью и днем —

х уде и ь ки й м ал ь ч и к,

всего-то успевший

встать под огнем

и шагнуть

под огнем!..

...А над домом тучи

к р у ж а т - в о р о ж а т .

Под землей цветущей

павшие

лежат.

Д о ж д ь

идет над полем,

родную землю поит...

М ы про них

не вспомним,—

и про нас

не вспомнят!

Не вспомнят пи разу.

Никто

и никогда.

157

Бежит

по оврагу

мутная вода...

Вот н дождь кончился.

Радуга

как полымя...

А ведь очень

хочется,

чтоб и про нас

помнили!

У Т Р Е Н Н Е Е О Т С Т У П Л Е Н И Е О М О С К В Е

Нас у М о с к в ы —

очень много...

К а к но привычной канве,

неудержимо и строго

утро идет

по Москве.

За ночь мосты остыли,

съежились тополя.

Д ы м ч а т а и пустынна

набережная

Кремля.

Башни порозовели,

("разу же стала видна

тихих

тянь-шаньскнх елей

ранняя седина...

Рядом,

задумавшись т я ж к о , —

и далеки,

и б л и з к и , —

высятся

многоэтажки,

лепятся

особняки.

В городе —

сотни дорог,

вечность

в себе таяших.

158

Город —

всегда диалог

прошлого

с настоящим.

Есть в нем и детство,

и зрелое

Есть и лицо,

и нутро...

Двинулся

первый троллейбус,

и задышало метро...

Вот,

добежав,

дотикав.

пробуя голос свой,

полмиллиона будильников

грянули

над МОСКВОЙ!

Благовест наш

небогатый,

утренний наш набат...

Вот

проснулась Т а г а н к а ,

потягивается Лрбат.

Кузнецкий

рекламы тушит.

Зарядье

блестит росой.

Фыркает Пресня

под душем!

Останкино

шпарит

трусцой!..

К определенному сроку

по мановенью руки

плюхаются на сковородку

солнечные

желтки!..

Пьет чай

Ордынка и Сетунь...

И снова, идя на р о ж о н ,

м у ж ь я

забором газетным

159

отгородились

от жен!..

Встанут не раньше, не позже,

ж а ж д у свою утолив...

Будто гигантский

поршень,

в доме

работает лифт!..

Встретит всех у порога

запах

умытой листвы...

Нас у М о с к в ы очень много,

много нас

у М о с к в ы !

М ы

со столицей на равных,

мы для нее — свои!

В креслах

башенных кранов

и на постах

Г А И .

В гордых

концертных залах,

в шахтах

и облаках.

На производстве —

в самых

невероятных

цехах!

М ы

этот город

ставим!

Славу его творим.

Пам ятью

обрастаем.

С космосом говорим.

В к а ж д у ю мелочь вникаем.

Все измеряем

трудом...

М о ж е т быть,

не о к а ж д о м

люди

160

вспомнят потом.

М о ж е т ,

не всем воздастся...

Сгорбившись от потерь,

мы создаем

Государство

неравнодушных людей!

Д о л г о ю будет

дорога.

Крупною будет

цена...

Нас у М о с к в ы

очень много.

А М о с к в а у нас —

одна.

М И Р

жители Земли —

богатыри.

Бессменно

от зари и до зари,

зимой и летом,

в полднях и в ночах

мы тащим тяжесть

на своих плечах.

Несем мы груз

промчавшихся годов,

пустых надежд

и долгих холодов,

отметины

от чьих-то губ

и рук,

нелепых ссор,

бессмысленных разлук,

случайных д р у ж б

и не случайных встреч.

Все это так,

да не об этом речь!

Привычный груз

не весит ничего...

Но,

не считая этого всего,

любой из нас

несет пятнадцать тонн!..

Наверно,

вы не знаете о том?

Наверно,

вам приятно жить в тепле?..

А между тем

на маленькой Земле

накоплено так много

разных бомб,

что, сколько их,

не знает даже бог!..

Пока что эти бомбы

мирно спят.

И может,

было б незачем опять

о бомбах

вспоминать и говорить...

Но если только

взять

и разделить

взрывчатку,

запрессованную в них,

на всех людей —

здоровых и больных,

слепых и зрячих,

старцев и юнцов,

на гениев,

трудяг

и подлецов,

на всех — без исключения —

людей

в их первый день

и в их последний день,

ж и в у щ и х

в прокопченных городах,

копающихся

в собственных садах,

на всех людей! —

и посчитать потом,

на к а ж д о м будет

но пятнадцать тонн!

I62

Живом мы.

И песет любой из пас

пятнадцать тонн взрывчатки.