Читаем Выбор Донбасса полностью

Стас (Ксении). Ты там насчет выпускного прокламацию в массы кинула… (косясь на Артёма.) Массы теперь интересуются серьезностью предложения.


Артём молча отвешивает ему вполне ощутимый подзатыльник.

Стас морщится, но хихикает.

Ксения внимательно смотрит на Артёма.


Ксения. Меня кто–то за язык ловил?! Я сказала: кто выставит проект гимназии — будет на выпускном «мистером бала»!

Ярослав Мазурюк. Им буду — я!

Ксения (игриво). Добейся, ковбой!

Ярослав Мазурюк. Как скажешь, чё…


Галантно раскрывает перед ней двери машины.

Ксения, помахав друзьям, садится вперед, ещё две подруги самостоятельно открывают дверь и залазят на задние места.

Ярослав делает ковбойский жест и, обойдя машину, садится за руль. Взвизгнув покрышками, машина срывается и уезжает.


ИНТ. КВАРИТИРА АРТЁМА ГАЙТАНИНА — ВЕЧЕР

Комната Артёма. Одна стена увешана спортивными дипломами, почетными грамотами и медалями. С другой — несколько плакатов чемпионатов по вольной борьбе. На полу видны разнокалиберные гантели. Над дверным проемом скромная иконка Богородицы. На письменном столе — сложенные стопкой тетради и учебники, там же в рамочке стоит фотография Ксении. В углу дивана спит большой кот.

Из соседней комнаты доносится стрекот швейной машинки.

Артём лежит на диване и листает закладки в планшете. Потом раздраженно кладет его рядом. Некоторое время смотрит в потолок. Встает и, прихватив планшет, идёт в соседнюю комнату.

 Эта комната заметно больше, но виден выход в коридор – квартира двухкомнатная.

На самом видном месте в серванте увеличенный фотопортрет мужчины возрастом за сорок.

На диване лежит раскроенная ткань, за раскладным столом–тумбой на электрической швейной машине шьет мама. Рядом стоит оверлок.


Артём Гайтанин. Ма!

Мама. Секунду…


Дострачивает деталь, обрезает нить, поднимает голову.


Мама. Фу… Говори.

Артём Гайтанин. Ты когда училась — грантовые проекты были?

Мама. Когда я училась слово «грант» писалось через букву «д».

Артём Гайтанин. Я серьезно!

Мама. Ты о чём?

Артём Гайтанин. Ну, я тебе рассказывал про патриотическую госпрограмму.

Мама. А… решил поучаствовать?

Артём Гайтанин. Все участвуют…

Мама. Понятно… Да, когда я училась такие мероприятия шли непрерывно, всего не упомнишь. С одним «Мироном» каждую весну вон, сколько возни было…

Артём Гайтанин. А что с ним?

Мама. Ну, ты зайди в учительскую и посмотри в окно, — что там сейчас.

Артём Гайтанин. Террикон, как террикон, что не так?

Мама. Так зелени нет!

Артём Гайтанин. Её и не было…

Мама. Ничего подобного! Это сейчас вы там на велосах гоцаете, а мы его всей школой каждый год озеленяли. Вокруг памятника и сейчас можжевельник разросся, и по нижней террасе — тоже.

Артём Гайтанин. Ну, есть трава и что?

Мама. Ага. А раньше почти до самой стелы на вершине кустарник нарастили. Террасы трактор при мне нарезал. До деревьев буквально пару лет нам не хватило.

Артём Гайтанин. В смысле?

Мама. Так Союз рухнул…

Артём Гайтанин. И что?

Мама. Ну, как… Весь патриотизм сразу и сдулся.

Артём Гайтанин. А чего раньше не посадили?

Мама. Хех, это ж целое дело! Рекультивация отвалов, экология территорий, что там еще.

Артём Гайтанин. В смысле — долго, сложно или дорого?

Мама. Да вроде не так, чтоб сложно… Тогда государство памятник поставила, потом стелу на вершину. А озеленяла школа — трава там, кустики. Если бы власти взялись — за пару недель бы управились.

Артём Гайтанин. Так, а что нужно?

Мама. Да я ж откуда знаю?!

Артём Гайтанин. Экология, значит…


Артём разворачивается и задумчиво направляется в свою комнату.


Мама. Ты это куда намылился?!

Артём Гайтанин. Заниматься надо.

Мама. Успеешь! Начисть картошки, пока я закончу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги