Выбор Ишты

А потом танец внезапно поменял тональность. Он вдруг стал мягче. Тоньше. Деликатнее. Из него ушла прежняя агрессивность. Он утратил недавнее напряжение. Где-то оставил диковатую страсть. Движения женщины стали более плавными и тягучими, она больше не была похожа на ослепительный и больно режущий солнечный луч. А в походке мужчины появился необъяснимый покой. Смирение. Обреченная покорность. И готовность следовать за ней туда, куда она пожелает.

И вот тогда на ее губах снова появилась улыбка. Тонкая, мимолетная, обычная человеческая улыбка, полная понимания и прощения. В которой довольно скоро проступило и снисхождение пополам с внезапно проснувшимся интересом.

А потом танец изменился в третий раз. И в третий раз вокруг кружащейся пары вспыхнул теплящийся на полу огонь. Только теперь он не стал ютиться в ногах – теперь он потянулся наверх. Стройными многочисленными колоннами, вырастающими прямо на глазах и стремящимися сомкнуться над головами танцующих в диковинную, пылающую огнем арку. Вот только сами танцоры этого уже не видели. Они смотрели только друг на друга, с каждым шагом сближаясь все больше и изучая один другого с неподдельным интересом. Только теперь мужчина был осторожен. Теперь он не стремился подавить партнершу. Он ступал мягко и бесшумно, деликатно поддерживая партнершу и готовясь в любой миг ее отпустить, если увидит малейший знак неодобрения.

А она молчала. Она позволяла вести себя по залу, как драгоценность. И позволяла держаться рядом, не нарушая гармонии танца. Она снова стала гибкой и податливой. Снова обрела непередаваемое изящество. И постепенно принимала идущего рядом мужчину как равного. Точно так же, как и он признавал ее несомненную красоту.

Они были разными, эти танцоры, но вместе с тем дополняли друг друга так, как только могут мужчина и женщина. Ровно до тех пор, пока напряженная схватка не подошла к концу, а мужское колено не склонилось к полу, признавая полное поражение.

И вот тогда в зале наступила абсолютная тишина. Хлопки невидимых аккомпаниаторов прекратились. Пара тоже замерла, застыв друг возле друга каменными изваяниями. Женщина чуть повернулась, протягивая руку партнеру, но мужчина не стал подниматься с колен. Вместо этого лишь бережно подхватил тонкое запястье и трепетно коснулся его губами, сумев вложить в один-единственный жест столько эмоций, что никаких пояснений больше не требовалось.

Сколько это длилось, трудно было сказать. Наверное, всего несколько минок, за время которых, казалось, пролетела целая жизнь. Недолгий танец был мимолетен, как и все самое важное, но при этом до боли красив и невыносимо притягателен. А потом, к искреннему сожалению большинства, он все-таки закончился. Так же внезапно, как и начался: добравшийся до самого потолка огонь, некоторое время служивший в зале единственным освещением, вдруг сомкнулся в одну пламенную арку, коротко вспыхнул, показав напоследок замершую пару во всей красе, а потом погас, осыпавшись вниз многочисленными искрами и заставив присутствующих невольно зажмуриться.

Через пару мгновений в зале снова вспыхнули магические огоньки, осветив совершенно пустое пространство, в котором больше не было ни огня, ни мужчины, ни женщины. Как если бы все случившееся было удивительным сном и если бы ошарашенным гостям это всего лишь привиделось.

* * *

– Молодец, Эррей. Ты – прирожденный танцор, – с трудом отдышавшись, засмеялась я, снимая с головы и накидывая на белоснежное платье черные кружева. – У нас было всего два дня на тренировку, но ты справился так, будто мы полжизни танцевали в паре!

Лен-лорд та Ларо спрятал за пазуху маску и, поплотнее задернув штору алькова, в который мы юркнули, когда погас свет, учтиво поклонился.

– Что вы, леди? Я всего лишь старался от вас не отстать.

Я хихикнула и прикрепила белую «фату» на место.

– Как думаешь, народ обалдел?

– А то, – в тон отозвался Эррей, поправляя камзол. – Я даже отца видел – у него глаза стали, как два больших блюдца.

– Он тебя узнал?

– Даже если и узнал. Что он сделает?

Приведя себя в порядок и проследив, чтобы кружева правильно легли на белый подол, я одернула узкую юбку и строго посмотрела на партнера.

– Ты кольцо когда ему отдал?

– Перед балом.

– Думаешь, он успел просмотреть твой «шарик»?

У Рорна дернулась щека.

– Лоррэя не было дома почти десять дней. Ни вестей, ни записки, ни сведений. Отец наверняка беспокоился. Так что, когда я принес перстень, он должен был схватиться за него, как за последнюю соломинку. Я не стал ничего объяснять. Просто положил на стол и ушел.

– Ты обижен, я понимаю, – вздохнула я. – Но сделанного, к сожалению, не воротишь.

– Да знаешь, сейчас я уже не жалею, – странно улыбнулся вдруг Рорн.

– Почему?

– Потому что, если бы не это, я бы не встретил тебя. Скорее всего, я провел бы свою жизнь пустобрехом и в один прекрасный день действительно кого-нибудь убил бы из-за пустяка.

Я хмыкнула.

– Все может быть. Но я тоже рада, что у нас появился такой знаменитый брат.

– Брат? – лукаво приподнял бровь Эррей. – Ты никогда меня так не называла.