Договорившись с Алексисом об оплате посреднических услуг, я попросил егоподыскать большое недорогое поместье для размещения рабов, которых я собрался начать скупать после поступления денег от работы казино. Попросил порекомендовать мастера по изготовлению струнных инструментов, а также торговца ювелирными изделиями, которому можно доверить продажу алмазов. Алексис пообещал начать поиски подходящих помещений с завтрашнего утра. Затем я вновь обратился к нему:
— Лёша, мне нужно, чтобы ты устроил мне встречу с людьми, которые могут прикрывать и крышевать моё игорное заведение. Есть ли у тебя выход на местных криминальных авторитетов?
— Мне кажется, я уловил суть вопроса. Я представлю тебя Никифору Вриеннию — отпрыску влиятельного и знатного византийского рода. Когда-то мы с ним вместе в схолу-гимнасий ходили и были добрыми неразлучными друзьями. Мы с Никифором всё детство и отрочество провели вместе, так что к нам даже приставили общего раба-педагога, который сопровождал нас в схолу и забирал из неё.
— Погоди, а почему у вас школьные педагоги находятся на рабском положении? — задал вопрос Кир.
— Педагогом мы называем старого раба, который, работая всю жизнь на хозяина, растратил свои физические и духовные силы, и уже ни на что полезное толком не пригоден. Поэтому родители доверяют педагогу только довести своих детей-студиозусов до схолы. Другими словами, раба-педагога назначают на самую примитивную работу, не требующую ни умственных, ни физических усилий… Но не будем отвлекаться на разные глупости — ближе к делу. Сразу после окончания гимнасия богатенький паппас купил Никифору должность Великого Андумиаста при дворце Романа Диогена — теперешнего василевса. Никифор, конечно, чрезвычайно этим возгордился, сразу стал считать себя птицей высокого полёта и хвастался мне, что просители выстраиваются в очереди, чтобы попасть к нему на аудиенцию, а в скором времени всемогущий Никифор возвысится ещё больше. Мы стали редко видеться, но думаю, он встретится со мной по старой памяти. Пока до него не дошли позорные слухи о том, что случилось с моим несчастным родителем…
— Спился что ли твой паппас? — поинтересовался Кир.
— Похуже, — нехотя признался Лёша. — Нашёл выход из лабиринта, как ему от долгов и остальных земных забот навсегда избавиться.
— Подал в суд заявление о признании банкротом, в бега подался или постригся в монахи? — предположил я.
— Нет, он объявил себя столпником.
— Кем? Будь добр, поделись опытом и поясни, что это значит, возможно, и нам на будущее лазейка из долгового лабиринта понадобится.
— Не думаю, что вы на такое в здравом уме согласитесь. Но лучше воочию увидеть, чем словами пояснять, — покачал головой Лёша и, взяв со стола ломоть чёрного ячменного хлеба и гидрию — кувшин для воды с тремя ручками, повёл нас на ознакомительную экскурсию.
Мы вышли из дома и прошли метров семьсот вдоль просёлочной дороги, окружённой полями. И тут, в поле, мы увидели белую колонну высотой метра два. Сверху колонны располагалась обнесённая перилами квадратная гипсовая плита — постамент размером с кухонную табуретку. Рядом с колонной на земле валялась хлипкая садовая лестница. На постаменте, где было невозможно ни сесть, ни лечь, ни повернуться, стоял, постоянно почёсываясь, голый босой мужик с седой бородой до пупка.
— Паппас всегда увлекался чтением исторической литературы, в особенности религиозного толка, — рассказал Лёша. — Дела наши стали совсем плохи, когда заезжие торговцы продали ему большую партию низкопробного китайского шёлка, траченного молью и прожорливыми червями. Тогда паппас понял, что долг Демофилу не сможет отдать никогда и от этого впал в прострацию… Сначала он решил уподобиться Святому Макарию Блаженному и сидеть голым задом на муравейнике, вот только его бренное тело не выдержало такого испытания… Затем, в состоянии полной безысходности ему попалась книга о святом Данииле Столпнике, который в возрасте тридцати трёх лет взобрался на столб и простоял там, не слезая, не много, не мало, а целых пятьдесят лет вплоть до самой своей смерти… Вот отчаявшийся паппас и проникся его примером. Прочные деревянные перила не дают ему упасть во сне, но он не может ни сесть, ни встать на колени. Ни разу не спустился, не помылся, отказывается от любой пищи, кроме хлеба и воды.
— Долго уже так стоит? — полюбопытствовал Кир.