Выбор Саввы, или Антропософия по-русски

* * *

Если отмотать пленку еще немного назад, нужно сказать, что перед окончанием школы Шмага с Мишкой договорились: они должны изучить жизнь совершенно с разных сторон и когда-нибудь, когда накопится достаточно опыта, совместно составить целостную картину мира. Шмага выбрал изнанку жизни – медицину, Мишка – ее лицевую, как он полагал, сторону: отправился годом позже на юрфак университета. Четыре года проработал следователем, но так и не сжился с этой профессией. Полностью порвал со следственными органами, с лихвой вкусив в тамошних рабочих кабинетах омерзительной жизненной изнанки, и поступил на вечернее отделение сценарного факультета ВГИКа. С учебой сочетал работу во Всесоюзном обществе «Знание», редактировал вузовские пособия по юриспруденции. После ВГИКа устроился на студию военных фильмов, написал сценарий об опальном Андрее Платонове – тогда о нем мало кто знал; по сценарию сняли документальный фильм, но какой-то не вполне удачный. Миша впал в депрессию; через некоторое время, правда, взял себя в руки и, тяжко вздохнув, пошел преподавать по первой юридической специальности.

Он долго оставался стройным красавцем, чем вызывал в Савве-Шмаге молчаливую зависть. Какие девахи вешались на него! Умницы, красавицы, готовые ради него на многое! А он, дурак щепетильный, все боялся оскорбить их постелью. Потом, на старости лет, в своих снах часто видел, как просит у былых красоток прощения, что не переспал с ними. В результате два раза женился на примитивных, нагловатых, не отличающихся ни внешней, ни внутренней привлекательностью стервах.

* * *

Для Антона же Каневского все было не так. Земля вертелась не так. Антон с детства был уверен, что знает, как ей нужно вертеться. И не скрывал своего знания от окружающих. Близкие доверяли ему больше, чем самим себе. Антон крепко овладел профессией химика. Много лет серьезно занимался ядами и вполне гордился избранной профессией. Защитился с третьей попытки. Темы выбирал нестандартные, с выкрутасами. Первый руководитель темы внезапно умер, когда кандидатская была практически готова. Со вторым, судя по всему, Антон не сошелся в научных взглядах. С третьим ему наконец-то ненадолго повезло.

В годы передела собственности его институт закрыли, лабораторию расформировали. Антон устроился на продуктовый склад развешивать горчицу. Какое-то время успел поработать дворником. Был трижды женат. Имел энное количество детей. Но все жены, пусть и с детьми, почему-то уходили от него. Во время дружеских застолий на вопрос хозяев, не хочет ли он горчицы, он резко возвышал голос: «Вы что, с ума сошли?! Я же ее развешивал!» Как-то на очередных общих посиделках Мишка, изрядно подвыпив, осмелел и неожиданно спросил у Антона, вскинув голову:

– Помнишь, как ты всегда первым лез драться, да и бил-то непременно до крови?

– Я-а?! – поперхнулся выдержанно-суховатый Антон Денисович. – Да это меня, меня все всегда били!! – выкрикнул он с неизбывной детской горестью.

Именно он поставил в свое время крест на Саввиных стихах, сказав: «Не Вознесенский, и нечего пыжиться». И Савва не писал 14 лет, уверовав в собственную бездарность. Вот что такое Антон. Он был беспредельно эрудирован, обладал незаурядной, просто нечеловеческой памятью. Находил точные, без промаха разящие наповал слова. Его многолетние занятия ядами приносили вполне ощутимые результаты. По прошествии лет Савве Алексеевичу стало казаться, что однажды при вскрытии обнаружится: сердце друга имеет консистенцию и форму холодного кинжала с ядовитой смазкой на острие.

Каждый телефонный звонок Антона Денисовича Савве Алексеевичу сопровождался одной и той же начальной фразой: «Ты еще жив, сволочь?»