Выбор Зигмунда

Мария несколько раз начинала извиняться, а Фрейд настойчиво возражал, что виноват он, а не она, что этого и следовало ожидать. Гипноз действует, только если субъект (так говорят) открыт для него. Когда они ели вишневый торт, Фрейд расхваливал его, то есть мычал от удовольствия каждый раз, когда клал себе в рот кусок. Мария скрыла свое разочарование, когда доктор попросил у нее рецепт, и даже написала ему этот рецепт на листке бумаги, но специально не вписала туда дистиллят из розовых лепестков, который придает торту мягкость и улучшает его вкус. Ни одна женщина не должна приготовить ему этот десерт так же хорошо.

После кофе Фрейд предложил ей немного прогуляться вместе с ним. Это к тому же будет полезно для переваривания обеда. Он снова пообещал Марии, что сегодня вечером не будет возвращаться к разговору о Крочифисе. Это должен быть вечер только для них двоих. Они вышли на набережную Тибра. Фрейд купил Марии порцию граниты – густого шербета из фруктового льда с сахаром (шербет был лимонный). А сам зажег себе сигару «Дон Педро». Он уже привыкал к этому сорту: эти сигары не только давали приятный дым, густой и нежный, но и были скручены так хорошо, что их листья никогда не провисали и сигара оставалась плотной.

– Как много вы курите! – сказала ему Мария и улыбнулась. – Я помню, что в тот день, когда увидела вас в первый раз, вы еще лежали в постели, а уже держали сигару во рту.

Сердце Фрейда сразу забилось быстрее. В одной фразе Мария упомянула постель, сигару и рот – три главных символа секса. Сигара – чисто мужской символ по форме и значению. Рот – в такой же полной мере женский символ: глубокое отверстие, ключами к которому владеют губы. И, наконец, постель – классическое место встречи мужского и женского влечений, место, где соединяются сигара и рот (то есть пенис и влагалище) и обе стороны получают от этого удовлетворение.

Не всегда обе – поправил он себя; это он должен признать. И вообще хватит ему анализировать каждую фразу! Мужчина, живший внутри его, почувствовал ненависть к врачу, своей внешней оболочке. Фрейд стряхнул пепел с сигары и остановился: говорить во время ходьбы ему было так же неприятно, как курить. К тому же любая физическая деятельность мешает более приятной деятельности ума и действию дыма.

– Вы правы, Мария: я слишком много курю. Одни называют это пороком, другие удовольствием. Но я считаю, что это прежде всего утешение.

Он посмотрел на свою спутницу – Мария склонила голову набок. Фрейд прогнал от себя мысль о том, что у животных эта поза означает подставить горло, а потому является знаком полнейшего доверия.

– И вам следует знать, что Бог после того, как создал женщину, держал мужчину при себе и, жалея его, подарил ему табак.

Мария засмеялась, и этот откровенный смех вызвал у Зигмунда гордость. Дома никто не смеялся его шуткам, или, может быть, он мало шутил. Он снова подал ей руку, и они пошли дальше.

– Вы такой смешной, доктор. Я вам этого не говорила, но признаюсь, что не раз думала. Вы серьезный и строгий, но как будто прячете под вашей бородой свою настоящую душу.

Какая она, эта душа? Хотелось бы ему это знать. Это явно не душа следователя: в число необходимых для этой профессии качеств входят скрытность и сдержанность; этому учил Шерлок Холмс, хотя у него был, по крайней мере, один надежный друг – доктор Ватсон. Вначале Фрейд думал, что добрый Анджело Ронкалли может стать кем-то вроде поверенного его мыслей, но смерть папы, покровителя Анджело, все ближе, скоро Ронкалли будет оттеснен на второй план или вообще удален отсюда и уже ничем не сможет помочь ни ему, ни расследованию.

Фрейд снова остановился и почесал бороду. В неподвижном теле ум мыслит лучше, и Фрейд вдруг вспомнил, что говорил ему Пьер Жирар как раз о Ронкалли. Доктор покачал головой и улыбнулся: разумеется, это молодой священник рассказал гвардейцу о нем и о его расследовании. О черт, у всех есть кому довериться, только не у него!

– Вот видите, – прервала Мария его молчаливое размышление, – секунду назад вы были со мной, улыбались и были симпатичным, а сейчас вы снова мрачный и хмурый. Если я вам надоедаю, скажите мне об этом, доктор. Я думаю, у вас есть гораздо более важные дела, чем прогулка со мной.

– Нет! – ответил Фред. – Наоборот, мне нужна именно ты… извините, нужны вы.

В какую сложную ситуацию он попал! Это хуже, чем ночью под дождем спускаться по скользкой тропинке. Фрейд старательно избегал говорить «ты» пациентам, даже если молодость пациента или его твердое доверие доктору допускали такое обращение. А сейчас он ослабил контроль над собой, и «ты» вырвалось наружу. Быстрое возвращение к «вы» и соединенное с ним изменение не отменили бы этого.

Хорошо еще, что Мария не стала притворяться, будто не услышала этого, а снова продела свою руку в его руку, но глубже, чем раньше, так что ее голова оказалась рядом с его плечом.