Выбор Зигмунда

– В Вену с тобой, – почти злобно повторила она. – А кем? Горничной? Любовницей? Секретаршей на все руки? А Крочифиса пойдет служить к какому-нибудь твоему коллеге? Или ты отправишь ее учиться? Она даже итальянский язык плохо знает. А в Австрии… – Мария подняла взгляд к небу, – я не знаю, что с ней будет.

Увидев полуоткрытый рот и морщины на лбу Фрейда, Мария вздохнула. На лице доктора отражалось не то изумление, не то боль. В комнату ворвалась струя прохладного воздуха – признак того, что ветер прогнал грозу. Этот воздух принес с собой резкий запах смолы.

– Я подумаю об этом, – снова заговорила Мария. – А теперь, похоже, ты должен готовиться. В ту комнату ты пойдешь один: в этом случае ты меня не убедил. А я пойду к Крочифисе, посмотрю, как идут дела у этой горячей головки и не нужна ли я ей. Она для меня важнее всех.

Когда Мария открыла засов и ушла, Фрейд взял и зажег сигару «Рейна Кубана». Его ноздри вдыхали сладкий ванильный запах, но на вкус сигара казалась ему горькой.

Глава 30

Граф Николаус Сечен фон Темерин, посол Австро-Венгрии при Святом престоле, был разбужен своим ординарцем во время дневного сна. Шел последний день июля, и голоса цикад, непрерывно стрекотавших то на высоких, то на низких нотах, уже много раз нарушали покой графа.

– Ваше превосходительство! Дверь Сикстинской капеллы только что закрыли. Начался конклав, где будут выбирать нового папу. Завтра утром пройдет первое голосование.

Граф сразу же ощупал свою грудь и успокоился: телеграмма на месте. Внутри пиджака он хранил шифрованную телеграмму императора, которую теперь помнил наизусть, потому что прочитал не меньше десяти раз. «Совершенно секретно. Просьба расшифровать лично». Если он получит от видного ученого профессора Фрейда сообщение, что один из троих, чьи имена указаны в ней, может быть избран, он должен вписать имя этого кандидата в письмо и немедленно передать это письмо кардиналу Пузыне.

Нет ничего проще: охрана конклава похожа на забор с такими дырами, в которые въедет даже гусар на коне. И все же, если настанет такая минута, он помолится Богородице Одигитрии из Мариапоча (городок Мариапоч в Венгрии – знаменитое место паломничества, прославился в первую очередь чудотворной иконой Богоматери, которая находится в местной православной церкви. – Примеч. пер.), чтобы она осветила кардиналу путь. Граф не доверял этому малодушному человеку, а если тот не выполнит свой долг, виновато будет посольство, то есть он сам. Франц-Иосиф не прощал ошибок никому.

А в это время в соборе Святого Петра только что закончилась «Месса об избрании Римского понтифика». Кардиналы-избиратели в одеяниях для хора (фиолетовые накидки и алые шапочки) медленно шли в процессии и пели Veni Creator Spiritus. Этим древним литургическим гимном они призывали Святого Духа сойти на них, но делали это тактично, без лишнего шума. Здесь и так было достаточно суматохи – взгляды, разговоры, соглашения после несогласия и взаимные благословения, движения рук при которых больше напоминали предупреждение или угрозу.

Благородные прелаты прошли в капеллу Паолину. Там многие из них подняли взгляд на величественное огромное «Распятие апостола Петра», которое написал Микеланджело. Это было почти предупреждение, напоминание каждому из них, что нового папу может ждать судьба первого из пап, хотя и не в такой кровавой форме. Однако, думали они, сейчас почти все хотят распять нового понтифика – от короля Италии до социалистов, от австрийцев до французов, не говоря уже о масонах. Многие из них предпочли бы сидеть у себя в епархии и потихоньку пить наливку в уюте и покое, а не думать, кого посадить на престол этого несчастного мученика Петра.

Оставив позади фреску капеллы Паолины, длинная пурпурная вереница, отклоняясь то влево, то вправо, как тростинка под ветром, вошла в Сикстинскую капеллу. Там было жарко, как в печи. Казалось, что дорога в рай начинается из ада.

Зигмунд Фрейд тоже как будто поднимался на Голгофу. Он взбирался по узкой лестнице из неотделанных камней между двумя толстыми каменными стенами с облупившейся штукатуркой. Когда он поднял взгляд, перспектива в первый момент обманула его: доктору показалось, что наверху лестницы стоит, широко расставив в угрожающей позе свои большие ноги, разноцветный великан. «Голем», – сказал бы Фрейд, если бы находился в Праге. Ученый пошел медленнее, и по улыбке, которой встретил его этот титан, узнал румяное лицо гвардейца Пьера Жирара, франко-швейцарца.

– Бонжур, доктор Фрейд, добро пожаловать на вершину мира.

– Добрый день, Пьер, – ответил ученый, чувствуя легкую одышку. Он отвык подниматься по такому количеству ступеней, но дышал тяжело в первую очередь от тревоги, а не из-за курения или возраста.

– Ключ у вас, доктор?

Фрейд вынул ключ из кармашка жилета. От взгляда гвардейца не ускользнули пятна пота на жилете.

– Я позволю себе дать вам совет: работайте в рубашке, – сказал Жирар. – Вы можете потерять сознание от жары: я не думаю, что эта дыра хорошо проветривается.