Ученый вздрогнул, услышав это имя, и узнал высокий голос кардинала Орельи. Камерлинг начал подсчет голосов. Фрейд, постепенно становясь все более внимательным, стал отмечать голоса, сердясь, что их объявляют так медленно. В конце процедуры, пока из трубы сикстинской Капеллы поднимался черный дым, Фрейд сосчитал голоса. Ни один из кандидатов в папы не набрал сорок два голоса, необходимые для избрания, но имя Рамполлы повторялось целых двадцать четыре раза, а у второго по результатам кардинала Готти было в два раза меньше голосов.
На коже Фрейда выступил холодный пот: происходило то, чего он боялся. Но, как говорил Ронкалли, первое голосование могло быть тактической уловкой, чтобы потом предпочесть другого кандидата. Выпив в почти безлюдной столовой порцию крепкого бульона-консоме, доктор вернулся в свое укрытие за картиной Микеланджело.
Второе, дневное голосование показалось Фрейду более быстрым, чем первое. Имена следовали одно за другим так быстро, что он с трудом успевал ставить напротив них крестики. Готти получил еще четыре голоса, в итоге набрав шестнадцать. Но за Рамполлу было подано еще пять. С таким результатом и своей властью Государственного секретаря он без труда мог стать папой.
Из троих он был лишь одним: Орелья получил несколько голосов, а де Молина-и-Ортега ни одного. Один из трех. Один из них виновен, и возможно, это именно Рамполла – самый светский, самый могущественный, больше других знающий мир. Фрейду надо было его остановить.
Увидев, что ученый выходит из укрытия с искаженным лицом, Пьер Жирар впился в него взглядом. Фрейд вытер стекла очков краем носового платка и сказал гвардейцу:
– Дело сделано. Завтра будет избран Рамполла.
– Идите, доктор. Теперь ваша очередь действовать. Август ждет вас на выходе из ворот Святой Анны.
Фрейду показалось, что гвардеец сошел с иллюстрации к одному из тех романов-приложений, в которых пересказан цикл легенд о нибелунгах, ставший знаменитым благодаря гениальному Вагнеру. Жирар похож на Вотана, отца богов, живущих в Валгалле, а он сам – герой поневоле, как Зигфрид.
Когда он спустился на маленькую площадь за садами, мотор «даррака» уже работал. Август включил передачу, и колеса покатились по мелкому гравию. Засов ворот Святой Анны поднялся в ответ на яростный рев четырехцилиндрового двигателя еще до того, как машину стало видно оттуда. Фрейд, смотревший вниз, на листок, где он записал результаты голосований, лишь через десять минут сообразил, что не сказал Августу, куда надо ехать. Но было похоже, что молчаливый шофер и без его слов знает дорогу и также знает, что должен торопиться. Внезапно поворачивая руль, он объезжал велосипеды и кареты. Автомобиль при этом поднимал облака пыли, заставляя ругаться кучеров и джентльменов.
Меньше чем через час ординарец графа Николауса Сечена фон Темерина, посла Австро-Венгрии, надел очки и кожаный шлем для езды на мотоцикле и сел в седло мощной «Славин», которой только он умел управлять. В своей военной куртке он вез письмо, скрепленное печатью самого императора Франца-Иосифа. Дипломатический пропуск позволил мощному мотоциклу с двухцилиндровым двигателем без проблем проехать через таможню королевства, и машина, гремя, вкатилась в сады Ватикана. Услышав пароль, гонец вручил запечатанное письмо камердинеру его высокопреосвященства кардинала Яна Пузыны, епископа Краковского. Через несколько минут оно оказалось в дрожащих руках епископа, и этот высокопоставленный прелат сразу же заперся в своей келье. Прочитав письмо, он громко воскликнул:
– Святой Казимир, заступник благословенный! Теперь мы в большой беде.
Епископ уже догадывался о содержании этого письма, но лишь теперь, увидев эти слова, написанными черным по белому и скрепленными императорской печатью, он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Пузына опустился на скамейку для коленопреклонений и тихо сказал, обращаясь к находившемуся перед ним распятию:
– Господи, я не отлучен: я ничего не сказал. Я только подчиняюсь тому, кто выше меня. Но Ты выше всех, поэтому скажи мне, что я должен сделать.
Знаков свыше не было, и Пузына решил, что должен действовать согласно знакам, полученным от того, кто был вторым после Бога, – от императора Австрии. Почему император выбрал именно его, было тайной, но учение Церкви полно тайн, оно даже основано на том, что Бог – Тайна для всех своих творений, но не для себя самого. Однако сейчас было явно не время для размышлений на философские или богословские темы: он должен нести этот крест. Его императорское величество император Священной Римской империи наложил вето на кандидатуру высокопреосвященнейшего Государственного секретаря Мариано Рамполлы, который близок к избранию на папский престол, он всего лишь посланец. Причина запрета была тайной в полном смысле этого слова: Пузына ее не знал.