Вычеркнутый из жизни. Северный свет

Свидетельское место занял тощий человек, с узким длинным лицом, лысый, преждевременно состарившийся, в чересчур широком для его иссохшей фигуры клетчатом костюме.

– Ваши имя и фамилия?

– Гарри Рокка.

– Чем занимаетесь?

– Работаю конюхом… на Ноттингемских бегах.

– Это вы пятнадцать лет тому назад сообщили полиции о том, что Мэтри с вашей помощью пытался установить ложное алиби?

– Да.

– Вы хорошо знали Мэтри?

– Мы нередко вместе проводили свободное время.

– А где вы с ним познакомились?

– У кассы тотализатора на скачках в Шервуде… примерно в январе двадцать первого года.

– А позднее вы познакомили его с этой Сперлинг?

– Совершенно верно, сэр.

– Можете ли припомнить точно, когда именно состоялось это знакомство?

– Прекрасно помню. Это было в тот день, когда в Каттерике проходил большой июльский гандикап. Я помню это совершенно точно, потому что выиграл тогда пять фунтов на победителе… а победителем в забеге вышел Уорминстер.

– Значит, знакомство произошло на июльском гандикапе?

– Да, сэр. На забеге четырнадцатого июля.

– А вы сообщили полиции о том, какого числа состоялось это знакомство?

Наступила пауза. Рокка опустил голову:

– Не помню.

– В свете медицинских показаний эта дата, указывающая, что Мэтри был знаком со Сперлинг всего семь недель, была чрезвычайно важна. Неужели вас об этом не спрашивали?

– Не помню.

– Попытайтесь вспомнить.

– Нет. – Рокка упрямо покачал головой. – Не помню. Они этим не интересовались… видимо, не считали важным.

– Ясно. Не считали важным, что наиболее темное пятно на репутации обвиняемого, наиболее опорочивающий его факт вообще не имел места. Благодарю вас. Это все. – Рокка покинул свидетельское место, и Грэхэм бросил простодушный взгляд на судей. – Милорды, следующий свидетель защиты – Луиза Бёрт.

Судьи разрешили вызвать свидетельницу, один из служителей вышел в комнату для ожидания и минуту спустя вернулся с Бёрт.

Она вошла с довольно развязным видом – лишь в глазах притаилось смущение, поднялась на свидетельское место, приосанилась и с наигранным безразличием, так хорошо знакомым Полу, оглядела зал. Она не заметила его и ни разу не посмотрела в сторону Мэтри, тогда как тот сразу устремил на нее горящий ненавистью взгляд.

– Вас зовут Луиза Бёрт? – самым любезным тоном спросил ее Грэхэм, как только она приняла присягу.

– Да, сэр. Во всяком случае, так меня звали. – Она намеренно сделала паузу. – Вам, конечно, известно, что я недавно вышла замуж.

– Разрешите вас поздравить. Мы вам весьма обязаны за то, что вы явились по нашему зову, тем более в первые дни брака.

– Должна сказать, мы очень удивились, когда нас задержали на пароходе. Но я с полным моим удовольствием готова помочь вам, сэр.

– Благодарю вас. Могу вас заверить, что лишь серьезные причины заставили суд вызвать вас. Вы, конечно, понимаете, что показания, которые вы давали на суде пятнадцать лет назад, имели первостепенное значение и сыграли, по всей вероятности, главную роль в обвинении заключенного.

– Я, сэр, сделала все, что могла, – скромно ответила Бёрт.

– Итак, насколько мне известно, в тот вечер, когда было совершено убийство, погода стояла пасмурная и шел дождь.

– Да, сэр. Я помню все так ясно, точно это было вчера.

– И человек, появившийся из дома номер пятьдесят два на Ошо-стрит, бежал очень быстро.

– Совершенно верно, сэр.

– Так быстро, что буквально вихрем промчался мимо вас.

– Должно быть, так, сэр, – нерешительно произнесла Бёрт.

– И тем не менее вы успели совершенно отчетливо и ясно разглядеть этого человека. Вы заявили, что на нем был серый макинтош, клетчатая кепка и коричневые ботинки. Теперь расскажите нам, пожалуйста, как это в одно мгновение, да еще в темноте, вы сумели настолько хорошо его разглядеть?

– Видите ли, сэр, – уверенно отвечала Бёрт, – он пробегал под фонарем. И свет падал прямо на него.

– И это было без двадцати восемь.

– Совершенно верно, сэр. Я вышла со своим приятелем из прачечной в половине восьмого, а до дома номер пятьдесят два оттуда меньше десяти минут ходу.

– Значит, вы совершенно уверены в том, что это было именно без двадцати восемь?

– Могу подтвердить это под присягой, сэр. Да я ведь уже приняла присягу.

– В таком случае как же вы могли видеть бежавшего при свете фонаря? Согласно постановлению муниципалитета от тысяча девятьсот двадцать первого года уличное освещение включается только после восьми часов вечера.

Впервые Бёрт была сбита с толку; она исподтишка метнула взгляд на Дейла, который сидел, намеренно отвернувшись от места для свидетелей.

– Фонарь, по-моему, горел, сэр, – наконец выдавила из себя Бёрт. – Уж больно хорошо я все помню. Мне это прямо врезалось в память.

– Тогда почему же эта врезавшаяся в память картина так существенно отличается от тех показаний, которые вы в конце концов подписали после многочисленных допросов в полицейском участке? – (Бёрт молчала, понурившись.) – А может быть, кто-нибудь из сильных мира сего подсказал вам, что нужно говорить?

– Протестую, милорды, против таких ничем не оправданных и непростительных намеков! – выкрикнул генеральный прокурор.