Вычеркнутый из жизни. Северный свет

– Хорошо, оставим это, – благоразумно согласился Грэхэм. – Если я не ошибаюсь, вы говорили, что человек, пробежавший мимо вас, был без усов и без бороды.

– Да, – немного помедлив, согласилась Бёрт.

– Вы так сказали, это было опубликовано в печати и от этого, не дискредитируя себя, вы уже отступить не можете. – Грэхэм помолчал. – Однако у Мэтри – человека, которого вы опознали в Ливерпуле как преступника, пробежавшего тогда мимо вас, – были усы, которые к тому времени он носил уже шесть лет.

– Ну а я-то тут при чем! – огрызнулась Бёрт. – Я ведь потом вспомнила, что у него вроде были усы. Я уже говорила, что сказала тогда все, что знала.

– Бесспорно, – примирительно заметил Грэхэм. – Это становится все более очевидным. Хорошо, оставим в покое такие пустяки, как негоревший фонарь, усы, вдруг изменившуюся одежду и перейдем к вещам более любопытным.

Напряженная тишина воцарилась в суде. С Бёрт слетела вся ее самоуверенность. Она пыталась найти хоть у кого-нибудь поддержку – поймать взгляд Спротта или начальника полиции, но, увидев, что оба упорно отворачиваются от нее, в отчаянии окинула взглядом зал и заметила Пола. Она вздрогнула. Глаза ее расширились, и бледные одутловатые щеки посерели.

– Речь у нас пойдет, – продолжал Грэхем, – о ваших отношениях с Эдвардом Коллинзом. Вы с ним были друзьями?

Бёрт разрыдалась. Она ухватилась за перила, ограждающие свидетельское место.

– Мне плохо, – простонала она. – Я больше не могу. Мне надо прилечь. Я ведь только недавно вышла замуж.

Лорд – главный судья нахмурился, и легкий смешок, пробежавший по залу, тотчас стих.

– Вы больны? – осведомился он.

– Да, сэр, да, Ваша честь, мне надо прилечь.

– Милостивые государи, – резонно заявил Грэхэм, – с вашего разрешения, я не возражаю против того, чтобы свидетельница немного отдохнула. Но я вынужден буду вызвать ее еще раз для показаний в связи с одним обстоятельством, имеющим первостепенное значение.

Посовещавшись, судьи согласились. Пока Бёрт, поддерживаемая приставом, покидала свидетельское место, лорд – главный судья взглянул на часы под потолком – они показывали без пяти минут четыре – и объявил перерыв до следующего утра.

Глава 16

Как только судьи встали, Спротт, с трудом дождавшийся перерыва, мгновенно вышел из зала, прошел в пустую комнату судей и оттуда через боковую дверь вышел на улицу. Он ни в коем случае не хотел попасть в лапы корреспондентов или задержаться из-за какого-нибудь пустого разговора и велел подать себе машину к четырем часам. Она уже ждала у подъезда, и на душе у Спротта сразу стало легче, когда он, с радостно забившимся сердцем, увидел на заднем сиденье свою жену. Усевшись, он велел ехать домой, поднял стекло, отделяющее от него шофера, и, откинувшись на мягкие серые подушки, взял Кэтрин за руку.

Этот день был для него, привыкшего к тому, что все идет согласно его воле, сущей пыткой. Особенно издергало его вступительное слово Грэхэма. Более того, профессиональный инстинкт подсказывал ему, что это еще не все. Он с ужасом думал о Бёрт и о том, что Грэхэму завтра удастся извлечь из нее во время допроса. На секунду он прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной. Затем сказал:

– Как мило, что ты приехала, Кэтрин. Ты у меня верный друг.

Она молчала.

Приподняв усталые глаза, он заметил, что она как-то необычно бледна и на ней скромное шерстяное пальто и фетровая шляпа, низко надвинутая на глаза. Она отняла свою руку. Спротт выпрямился.

– Не так уж все плохо идет, – заметил он как для собственного, так и для ее успокоения. – Конечно, Грэхэм произвел сенсацию. Этого мы ожидали. Разрывал навоз и целыми лопатами швырял в нас. Грошовый фигляр!

– Не надо, Мэт.

Пораженный, он нагнулся к ней:

– В чем дело?

Кэтрин отвернула от него побледневшее лицо и посмотрела в широкое окно автомобиля. Наконец она сказала:

– Я не считаю, что к мистеру Грэхэму применимо слово «фигляр».

– Что?!

– Я считаю, что он человек честный и искренний.

Румяные щеки Спротта побагровели.

– Ты бы этого не сказала, если бы слышала его сегодня.

– А я его слышала.

Она отвернулась от окна и, опершись щекой на длинные тонкие пальцы, впервые посмотрела мужу в лицо. Глаза у нее были печальные, затуманенные.

– Я сидела на галерее, в заднем ряду. Я не могла не пойти. И пошла я для того, чтобы быть подле тебя, чтобы поддержать тебя своей любовью, чтобы услышать, как с тебя будут смыты все эти позорные наветы. И вместо этого…

Он в испуге смотрел на нее, и кровь отхлынула от его лица. Меньше всего он хотел, чтобы она была там и все слышала.

– Не надо было тебе приходить. – Голос его звучал раздраженно. – Я ведь говорил тебе. Сегодняшний суд не место для женщин. Неужели я недостаточно ясно это объяснил? Каждому чиновнику приходится раз в жизни проглотить горькую пилюлю. Но это вовсе не значит, что его жена должна присутствовать при том, как он ее глотает.

– Я не могла не пойти, – повторила она еле слышно. – Что-то гнало меня туда.

Оба замолчали. Спротт старался задушить в себе гнев. Он слишком любил ее.