Вычеркнутый из жизни. Северный свет

Даже вздоха не вырвалось из груди Лены, но в ее неподвижности, в оцепенелом лице, которое точно застыло – лишь подергивались уголки рта, – таилось безмерное горе. Наконец она вложила фотографию в бумажник, а бумажник – во внутренний карман пиджака. Затем она надела пиджак на плечики, повесила в шкаф и ушла на кухню. Там она облокотилась о доску камина, прикрыла глаза и отвернулась к стене. Все последнее время она боролась со страхом, что положение, в которое она себя поставила, постыдно и немыслимо. Но никогда она не думала о такой возможности, тривиальной и все же неожиданной, разом убившей все ее надежды. Лену бросало в дрожь при воспоминании о бессмысленной борьбе с самой собой, о жалком своем малодушии. Как это глупо – принять благодарность за иное чувство! Еще немного, и она выставила бы напоказ трагедию своей жизни, но теперь она уже ничего ему не скажет. Никогда. Бесконечно униженная, она закрыла глаза, вновь во власти знакомых чувств – ненависти к себе и стыда. Сравнивая себя, долго тащившуюся по житейской грязи, с ангелоподобным созданием, связывавшим свою судьбу с Полом, она подумала: умереть бы сейчас, немедленно, чтобы страшная боль, сдавливавшая ей грудь, поторопила конец. Не помня себя от отчаяния, Лена долго стояла неподвижно. Потом огромным усилием воли стряхнула с себя оцепенение, отбросила волосы со лба и присела на скамеечку. Глаза ее были сухи. Сжав губы, твердо решив не идти ни на какие компромиссы, она обдумывала, как быть дальше. Минуты бежали за минутами, и вдруг ее смятенный ум нашел решение. Иного выхода нет. Так она и поступит, чего бы это ей ни стоило. Ей хотелось бежать, забиться в какую-нибудь дыру, вытравить все из памяти. И, съежившись на скамеечке, она принялась намечать план действий.

Глава 12

В понедельник, 21 февраля на первой полосе «Хроники» появилась первая из статей Данна о деле Мэтри.

Вопреки своим привычкам – Данн обычно вставал поздно и не торопился выйти из дому – он на этот раз рано пошел в «Хронику». На улице мальчишки выкрикивали заголовки статей, размахивали специально отпечатанной Макивоем рекламой. Услышав эти крики и увидев фамилию Мэтри, набранную крупными буквами и колышущуюся на ветру, Данн почувствовал, как от радостного возбуждения по его телу побежали мурашки. Он был не слишком тщеславен и не питал особых иллюзий насчет своей профессии, но твердо верил, что газета должна обо всем говорить и в умелых руках может стать большой силой. «Ну вот, нарыв вскрыт, – размышлял он. – Это явится хорошенькой встряской».

Когда он пришел в редакцию, Макивой был уже там – они решили вместе работать над этой серией статей, – и Данн, естественно, поделился с ним своими мыслями:

– Хотелось бы мне посмотреть на рожу Спротта… и Дейла, когда они увидят, что им подано к завтраку.

Макивой был настроен менее восторженно. Он с довольно мрачным видом пожал плечами:

– Теперь мы влезли в это дело по самые уши. Будем молить Бога, чтобы все сошло благополучно.

За день ничего особо существенного не случилось. Несколько киоскеров по телефону затребовали еще двести-триста экземпляров газеты. И все они были распроданы. Отправившись в ресторан на ланч, Данн видел, что на улицах, в трамваях – всюду люди читают его статью. Но пока все было спокойно: затишье перед бурей, сказал он себе. На следующее утро около одиннадцати зазвонил телефон. Во второй статье, которая была гораздо сильнее первой, где излагались лишь основные факты, уже прямо говорилось об ошибке, допущенной судом. Глядя на Данна, Макивой поднес трубку к уху, затем многозначительно кивнул, и губы его беззвучно произнесли: «Дейл». Вслух же он сказал:

– Да, это редактор «Хроники». А, доброе утро, господин начальник полиции. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

Наступила пауза. Поскольку в редакции не было отводной трубки, Данн не мог слышать того, что говорилось на другом конце провода. Он слышал лишь одного из собеседников, а о том, что говорит другой, мог судить по выражению лица Макивоя.

– Мне это крайне неприятно, господин Дейл. Но о какой, собственно, статье вы говорите? Ах о деле Мэтри. Ай-яй-яй! Надеюсь, она не слишком вас огорчила? – Лицо редактора продолжало оставаться бесстрастным. – Право, не понимаю, против чего тут возражать. Наша обязанность рассказывать о любых событиях. Ничего другого мы и не делаем. Что-что? Нет, сомнений на этот счет у нас нет. Зато есть кое-какие любопытные факты. – Последовала более продолжительная пауза, и Макивой заговорил уже менее любезно: – Мы не боимся обвинения в диффамации или в чем-либо подобном. Мы считаем, что публика должна знать об этом деле. И, клянусь Богом, позаботимся о том, чтобы она узнала!

Опять пауза. Глаза редактора сверкнули за стеклами пенсне.