Читаем Вычеркнутый из жизни. Северный свет полностью

– Джентльмены, – начал он, – я пришел сюда не для дидактических споров. Все ведь очень просто. К тому же я признаю, что вы имеете право помещать в своей газете все, что вам заблагорассудится. Тем не менее должен сообщить вам, что серия статей, которую вы последнее время печатаете, поставила в несколько затруднительное положение правительство его величества.

Молчание. Оба – Макивой и Данн – смотрели на Спротта. Под его напыщенным высокомерием чувствовалась тревога, которую ему уже не удавалось скрыть. И когда он снова заговорил, в его тоне звучала наигранная сердечность:

– Мы с вами, джентльмены, люди светские. Я уверен, что каждый из нас понимает, как трудно управлять страной в нынешние смутные времена. Через какие-нибудь три месяца предстоят выборы. Я не делаю никаких выводов, просто хочу, чтобы вы помнили об этом. Учтите, что правительство его величества весьма сочувственно относится к поднятому вами вопросу. Это не подлежит сомнению.

– В самом деле? – заметил редактор.

– Смею вас уверить. – Сэр Мэтью внушительно кивнул. – Вчера вечером я целый час разговаривал по телефону с министром внутренних дел. – (Незаметно для Спротта Макивой переглянулся Данном.) – И повторяю: сэр Уолтер, будучи человеком большого ума, хочет со всей гуманностью подойти к этому странному и запутанному делу.

– Вот как!

Сэр Мэтью посмотрел на обоих, и его благожелательная улыбка стала еще шире.

– Как я уже сказал, джентльмены, я пришел к вам неофициально. Да и как могло быть иначе, учитывая занимаемое мной положение? Но, по правде говоря, хотя и это тоже между нами, я пришел сделать вам одно предложение, можно сказать, более чем великодушное, которое, думается мне, раз и навсегда положит конец всей этой истории и приведет дело к справедливому разрешению. – Спротт облизнул губы и нагнулся ближе к своим собеседникам. – Я уполномочен сообщить вам, что, если вы немедленно прекратите публикацию этих статей, в которых, кстати сказать, учитывая дальнейшее развитие событий, не будет и нужды, сэр Уолтер согласен амнистировать заключенного Мэтри и немедленно выпустить его из Стоунхиса.

Слащавая улыбочка, казалось, была прочно приклеена к лицу сэра Мэтью. Данн и Макивой даже не взглянули друг на друга.

– Так как же, джентльмены, принимаете вы мое предложение?

– Нет. Мы отказываемся.

Спротт неторопливо вытащил носовой платок и вытер ладони. Улыбка сбежала с его лица.

– Отказываетесь? Я очень удивлен. Разрешите спросить: по каким причинам?

Редактор в упор смотрел на него:

– Во-первых, мы нарушили бы основной принцип «Хроники», если бы на данном этапе склонились к компромиссу. А во-вторых, невинного амнистировать нельзя.

Снова молчание. Спротт аккуратно вложил платок в нагрудный карман.

– Вы сказали: «на данном этапе». Могу я поинтересоваться: какова ваша конечная цель?

– Добиться полного оправдания и освобождения заключенного Мэтри, – громко и четко ответил Макивой. – Добиться досконального, открытого и беспристрастного расследования обстоятельств, приведших к его осуждению… и, если была допущена несправедливость… добиться полного возмещения и приемлемого удовлетворения за страшные страдания, причиненные невиновному человеку.

Сэр Мэтью поднял брови и улыбнулся. Во всяком случае, попытался изобразить снисходительную усмешку, но лицевые мускулы уже не до конца повиновались ему, и его черты исказила кривая, растерянная гримаса. Он поспешно поднес руку к подбородку. И некоторое время держал ее так: казалось, его поразил тяжелый, нервный шок. Наконец усилием воли он заставил себя подняться.

– Я могу лишь надеяться, джентльмены, что вы не пожалеете об избранной вами линии поведения, – холодно сказал он. – Нет нужды говорить, что я буду препятствовать вам в пределах моих возможностей. И советую помнить, что борьба с высшей властью – дело, которое может вам дорого обойтись.

Слишком он был опытен, слишком хорошо умел играть перед публикой, чтобы не суметь сейчас до конца совладать с собой. Он медленно кивнул каждому поочередно и спокойно вышел из комнаты. Но лицо у него было серое. И шел он тяжелой походкой больного человека.

В конце недели Макивой предусмотрительно повел на страницах «Хроники» кампанию по организации Фонда борьбы за освобождение Мэтри законным путем. Деньги начали поступать со всех концов королевства. Потирая руки, редактор взволнованно заметил:

– Дело принимает общенациональный характер. События назревают. Если общественному мнению дать волю, событие, взволновавшее народ, может вызвать гигантскую волну протеста. Начинается все порой с еле слышного шепота, с нескольких слов, произнесенных вполголоса каким-то человеком, но шепот этот нарастает, ползет и ширится, с невероятной быстротой набирая силу, пока не превратится в ураган. Когда возникает такая буря, людям, находящимся у власти, нечего и пытаться ее остановить. Они должны либо подчиниться этой силе, либо она сметет их со своего пути. Вот тогда-то и выясняется, чьим интересам служит правительство – интересам народа или своим собственным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза