Читаем Вычеркнутый из жизни. Северный свет полностью

Такси обогнуло деловой центр Уортли и, переехав через Ноттингемский мост, запетляло по южной окраине города. Многие из этих улиц были знакомы Полу. Здесь он бродил в самую тяжкую пору своей жизни, когда она, казалось, не сулила ему ничего, кроме разочарования. Но вот они добрались до района Фейрхолл и остановились у «Виндзора» – облупленного старого здания с деревянными балконами, несколькими башенками и красной черепичной крышей. Это была своеобразная гостиница дачного типа, построенная с большим размахом лет десять назад, но так и не оправдавшая своего назначения; постепенно она превратилась в своего рода постоялый двор, вполне респектабельный, но почти всегда наполовину пустой и, казалось, засиженный мухами. Пол с Данном прошли через вращающиеся двери, поднялись по устланной зеленым ковром лестнице. Когда они на секунду остановились перед номером люкс на втором этаже, Пол почувствовал, что Данн смотрит на него, словно хочет что-то сказать. Но он уже не мог ждать. Весь дрожа от волнения, он толкнул дверь и вошел.

В гостиной, у столика возле окна, под наблюдением секретаря Макивоя, расположившегося в сторонке, сидел мужчина лет шестидесяти – массивный, расплывшийся, с могучим торсом и мускулистыми руками – и ел яичницу с ветчиной. Голова его на ссутулившихся широких плечах, спереди лысая, с торчащими ушами, за которыми виднелась коротко остриженная щетина сальных седых волос, была круглая, как пушечное ядро. Шею, с желтой, точно пергамент, кожей, загрубелой и обвисшей, испещренной голубоватыми точками, перерезали глубокие складки. Лоснящийся коричневый костюм, кое-где лопнувший по швам, старомодный и до нелепости узкий, делал его похожим на бывшего моряка, приодевшегося ради праздника. Пол остановился с сильно бьющимся сердцем. Незнакомец поднял коротко остриженную голову, сдвинул брови и, продолжая жевать крепкими желтыми зубами, ледяным враждебным взглядом посмотрел на него. С минуту – ох, какая это была томительно долгая минута! – Пол не мог произнести ни слова. Тысячи раз и на тысячу ладов он представлял себе, как они встретятся, как узнают друг друга, кинутся друг другу в объятия, расплачутся, что вполне простительно. Какой бесконечно нежной рисовал он себе встречу с любимым в детстве отцом! Он, бесспорно, понимал, что годы не могли пройти для отца бесследно, но ему и в голову не приходило, что эти перемены могут быть такими страшными. Усилием воли он совладал с собой, подошел и протянул руку. Пальцы, после минутного замешательства ответившие на его пожатие, были толстыми и мозолистыми, шершавыми, как щетка, с потрескавшимися желтыми ногтями.

– Ну, сэр! – воскликнул Данн с наигранным радушием, до того ненатуральным после его недавней сдержанности, что ухо Пола сразу уловило фальшь. – Надеюсь, вы всем довольны?

Мужчина у стола перевел взгляд на Данна, но ничего не сказал, продолжая жевать с таким мрачно-сосредоточенным видом, словно задался целью извлечь из пищи все, что можно. Спас положение Данн. Он повернулся к Смиту:

– Тед, вы проследили за тем, чтобы все было в порядке?

– Да, мистер Данн, – ответил Смит.

– Вы не позволили репортерам слишком мучить мистера Мэтри?

– Нет, сэр… Я им роздал подготовленное вами заявление.

– Отлично.

Наступила пауза. Секретарь взял шляпу, лежавшую на полу у его ног.

– Ну-с, – изрек Данн, переступая с ноги на ногу. – Вы давно друг друга не видели. Мы со Смитом не будем вам мешать. Зайдем завтра. А если что-нибудь понадобится – позвоните мне.

Волна неподдельного страха нахлынула на Пола. Чего бы он не дал, чтобы задержать Данна и Смита. Но те явно спешили уйти.

Когда дверь за ними закрылась, он с минуту постоял в нерешительности, затем взял стул и присел к столу. Незнакомец – этот Риз Мэтри, его отец, – продолжал есть, низко пригнувшись к тарелке, проталкивая пищу в рот быстрыми движениями большого пальца и время от времени вопросительно и озадаченно поглядывая на Пола. Одни только глаза и жили на этом лишенном выражения лице. Пол не выдержал. В отчаянии, сбивчиво, с трудом выдавливая из себя слова, он заговорил:

– Я и сказать вам не могу, как я рад… увидеть вас, отец. Это такое счастье! Конечно, после стольких лет… нам обоим трудновато. Вы, наверное, чувствуете себя так же скованно, как и я. Нам столько нужно сказать друг другу, что я просто не знаю, с чего начать. А сколько еще предстоит сделать! Прежде всего, необходимо купить вам приличную одежду. Когда вы покончите с завтраком… мы отправимся по магазинам. – Пол умолк, чувствуя, что говорит что-то не то. И когда его собеседник откликнулся, он даже вздрогнул от неожиданности и облегчения.

– А деньжата у тебя есть?

Хотя Пола, как ножом, резанула прямолинейность вопроса, он ответил:

– На первое время хватит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза