Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Затем произнесла именно то, что было у меня на душе:
– Сколько себя помню, полеты воспринимались мною неотъемлемой частью моей жизни. Мой отец был пилотом. Еще малышкой я вечно умоляла его исполнить бочку, потому что мне нравилось, как под нами расстилается земля, а гравитация вроде бы теряет значение… – Я открыла глаза, и оказалось, что взгляд мой устремлен на натертый до блеска линолеум на полу. – Пространство в таких случаях кажется… Я же – пилот, надеюсь, вы понимаете, а пилоту пространства всегда хочется больше… Пространство для него – сама жизнь. Или неизбежность. А где больше всего пространства?.. – Я невольно развела руками, изо всех сил пытаясь подыскать подходящие слова. – В детстве отец вечно подсовывал мне научно-фантастические романы и комиксы, и там был космос. И я в него влюбилась, и даже если бы Земля радикально не пострадала от Метеорита, я бы все равно стремилась туда. Ведь именно там, в космосе, – пространства больше всего.
Бенкоски что-то проворчал, царапая карандашом по листу в блокноте. Клемонс скрестил руки на груди и поджал губы, как будто держал в них сигару.
А Паркер кивнул.
Боже! Человек, который заверил меня, что, пока жив, о космосе мне дозволяется лишь мечтать, кивнул, будто понял меня.
Затем он пожал плечами и взял со стола блокнот.
– Каковы данные о надежности ракеты-носителя «Атлас»?
– Гм… – Внезапная смена темы слегка обескуражила меня, но я быстро сориентировалась: – По меньшей мере каждый десятый запуск ракет класса «Атлас» был не полностью успешным. Оттого-то мы теперь и используем в основном ракеты класса «Юпитер».
Клемонс скрестил руки на груди, а Бенкоски принялся опять что-то записывать.
– Каковы преимущества двигателей с замкнутым циклом сгорания по сравнению с давно привычными нам двигателями с открытым циклом?
– Ракетные двигатели с замкнутым циклом сгорания по сравнению с двигателями с открытым циклом имеют значительно большую тягу при том же расходе топлива. К сожалению, ракетные двигатели с замкнутым циклом конструктивно значительно сложнее и оттого дороже в производстве. Кроме того, сложность их конструкции и необходимость использования значительно большего количества узлов и деталей, чем того требуют двигатели с открытым циклом, снижают их надежность.
Последовали еще и еще технические вопросы, но отвечать на них мне было значительно проще, чем на личные, и дальше собеседование прошло для меня как по маслу.
Гершель попросил порекомендовать ему отель в нашем городе, и я направила его в «Аладдин», где мы с Натаниэлем останавливались после несостоявшегося взрыва. В вестибюле на втором этаже отеля был балкон с баром, в котором подавали мартини наивозможнейших составов. Балкон поддерживали колонны из черного мрамора, а позолота на перилах и на капителях колонн придавала этому месту элегантность дометеоритного золотого века. Каким бы привлекательным ни был мартини-бар, пить перед встречей с тетей Эстер, да еще и после пяти дней подряд выбивающего дух из тела тестирования, очевидно, стало бы далеко не лучшей затеей. Хотя потом… Потом я, быть может, даже выпью столько мартини, сколько в том баре сумеют приготовить.
Мы прошли через вестибюль в ресторан в задней части отеля. Место было весьма пристойным и даже с претензией на элегантность. Когда мы в этом заведении были ранее, то на личном опыте убедились, что еда здесь – весьма и весьма, хотя ассортимент кулинарными изысками и не балует.
Навстречу нам скользнул метрдотель с меню в вытянутой руке.
– Столик на двоих?
Из кабинки на дальнем конце зала высунулся Гершель и помахал нам.
Натаниэль покачал головой:
– Нет, спасибо. Нас уже ждут.
Возможно, муж мой сказал что-то еще, но я не услышала, поскольку немедля зашагала между столами, и Гершель при моем приближении схватил свои костыли и поднялся на ноги.
Он привел с собой Томми, и тот до кончиков ногтей выглядел как молодой человек, а вовсе уже не мальчик. На нем был смокинг с бар-мицвы, а волосы были набриолинены.
Гершель оперся на один костыль и протянул руку. Я обняла его. Он крепко сжал меня в объятиях и пробормотал:
– Ты выглядишь измотанной.
– Я тоже рада тебя видеть.
Я, похлопав его по спине, разомкнула объятия и повернулась лицом к своей тете. Она, глядя на меня, просияла. В облике ее явственно просматривались черты всех Векслеров, особенно моего отца. Ее белые кудри были заколоты в стиле восьмидесятых годов прошлого века, в морщинах на ее щеках застряла пудра, но глаза лучились светом так же ярко, как всегда.
Она протянула ко мне обе руки.
– Ансельма! Позволь мне полюбоваться тобой.
– И ты позволь мне рассмотреть себя. – Я опустилась рядом с ней на диванчик, надеясь, что Томми великодушно простит меня за то, что я его еще не обняла. – Ты ничуть не изменилась.
– Достигнув определенного возраста, трудно уже выглядеть старше. – Она протянула руку и ущипнула меня за щеку. – Тебя, как я погляжу, в твоей школе толком не кормят.
– В школе? – Я бросила недоуменный взгляд на Гершеля, который как раз пожимал руку Натаниэлю.