Выдох

Известие пришло из дальнего округа. Тамошний муниципальный глашатай тоже заметил, что башенные куранты пробили час прежде, чем он закончил новогоднюю декламацию. Примечательной новость делал тот факт, что часы использовали принципиально другой механизм, в котором время отмерялось при помощи потока ртути в чашу. Здесь расхождение не могло быть объяснено общим механическим изъяном. Большинство людей заподозрило обман, розыгрыш, хулиганскую выходку. Мое предположение было более мрачным. Я не отважился озвучить его, но оно определило дальнейший ход моих действий — решение приступить к эксперименту.

Первый инструмент, который я собрал, был предельно прост: в своей лаборатории я зафиксировал четыре призмы в монтажных кронштейнах и аккуратно сориентировал их так, чтобы их вершины сформировали углы прямоугольника. Луч света, направленный на одну из нижних призм, отражался вверх, затем шел назад, затем вниз и, наконец, возвращался к исходной призме, пройдя по четырехугольной петле. Соответственно когда я садился так, чтобы мои глаза оказывались на уровне первой призмы, я получал ясную проекцию своего затылка. Этот солипсистский перископ сформировал базис для всего дальнейшего.

Похожая прямоугольная разводка исполнительных стержней позволила синхронизировать область манипуляций с областью обзора, предоставляемого призмами. Банк исполнительных стержней был гораздо объемней, чем перископ, но всё ещё относительно простым по конструкции. А вот то, что было приделано на конце этих ретроспективных механизмов, было гораздо сложнее. К перископу я добавил бинокулярный микроскоп, смонтированный на арматуре, способной вращаться из стороны в сторону и вверх-вниз. К исполнительным стержням я добавил блок точных манипуляторов, хотя такое описание вряд ли даст представление об этих вершинах конструкторского искусства. Сочетающие в себе изобретательность анатомов и идеи, навеянные строением тела, которое они изучали, манипуляторы позволяли их оператору выполнить любую задачу, которую он мог сделать своими руками, но на гораздо меньшем масштабе.

Сборка оборудования растянулась на месяцы, но ситуация требовала особой тщательности. Когда подготовка была завершена, я получил возможность, положив руки на два гнезда, состоящие из холмиков и рычажков, управлять парой манипуляторов позади моей головы, одновременно разглядывая через перископ то, что они обрабатывали. Теперь я был готов к препарированию собственного мозга.

Понимаю, что идея звучит как сумасшествие, и, расскажи я о ней кому-нибудь из коллег, они непременно попытались бы остановить меня. Но я не мог просить кого-либо еще рискнуть собой ради анатомического исследования, и, поскольку хотел делать вскрытие сам, роль пассивного субъекта операции меня не устраивала также. Авто-препарирование оставалось единственным выбором.

Я притащил дюжину заправленных лёгких и соединил их системой трубок. Смонтировал эту сборку под рабочим столом, за которым должен был сидеть, и приделал дозатор для прямого соединения с бронхиальным штуцером в моей груди. Это должно было обеспечить меня шестидневным запасом воздуха. Для подстраховки на случай, если я не закончу эксперимент вовремя, я запланировал визит коллеги в конце этого периода. Впрочем, я допускал только один вариант развития событий, при котором операция не закончилась бы вовремя, — если я стану причиной собственной смерти.

Сначала я удалил сильно изогнутую пластину, формирующую заднюю и верхнюю поверхности головы, затем две менее изогнутые боковые. Осталась только лицевая пластина, но она была заблокирована ограничительным кронштейном. Я не мог видеть её внутреннюю поверхность посредством перископа, я видел свой открытый мозг. Он состоял из дюжины или более блоков, закрытых извне плотно подогнанными друг к другу кожухами. Я продвинул перископ вплотную к щели между ними, и передо мною открылся дразнящий проблеск сказочных механизмов внутри. Даже с учетом того немногого, что приоткрылось моему взгляду, я мог сказать, что это было самое красивое и сложное устройство из когда-либо виденных мной, настолько превосходящее любой механизм, сконструированным человеком, что неопровержимо свидетельствовало о божественном происхождении. Зрелище одновременно волнующее и головокружительное, я смаковал его на строго эстетической основе несколько минут, прежде чем продолжил исследования.

Гипотетически предполагалось, что мозг разделен на реализующее процесс мышления устройство в центре головы и окружающий его массив компонентов для хранения воспоминаний. Наблюдаемое мной согласовывалось с этой теорией, поскольку периферийные узлы казались похожими друг на друга, в то время как узел в центре выглядел иначе, более чужеродным и с большим числом движущихся деталей. Тем не менее, компоненты были скомпонованы слишком близко друг к другу, чтобы изучить их действие подробнее. Для того, чтобы узнать больше, требовалось заглянуть внутрь блоков.