Аналогичный случай. Однажды мой отец ехал из родной деревни в институт и вез с собой чемодан гороха, с которым надеялся пережить тот голодный год. Прибыв в Саратов, поезд резко тормознул, началась какая-то свалка, и батя вдруг увидел в окно, что какой-то тип уже тащит его огромный чемодан по платформе! Отец выскочил… но с присущей ему уже тогда научной пытливостью решил понаблюдать. Неожиданные решения – его конек! Сначала вор двигался весьма резво, иначе в их работе нельзя. Но чувствовался напряг: такого веса он явно не ожидал. Тяжелее гороха только золото – и вор, видимо, этой надеждой и обольщался и пер со всех сил. Сгоряча отец хотел дать ему по башке и отобрать чемодан, но, видя, с каким напряжением тот идет, мешать не стал. Вор, выйдя с вокзала, повернул в ту сторону, в которую нужно было отцу. «Пока меня все устраивает! – подумал отец. – Справедливость торжествует, зло несет наказание, так пусть и несет!» И решил не светиться – не разочаровывать бесплатного носильщика: ведь тот может обидеться и бросить, надо поделикатней с ним! Батя веселился. Иногда отец даже специально отставал – чтобы вдохнуть в «партнера» надежды и силы, а то ведь может выдохнуться и бросить ношу. Увидев, что преследователь отстал, похититель радостно поддавал ходу, окрыленный!.. Но где-то метров через пятьсот назойливый спутник появлялся снова. При этом отец читал на ходу газету и ничем другим вроде не интересовался. Берег нервы «добровольного» помощника: ведь нельзя же человека, даже плохого, вовсе лишать надежд! И с новыми надеждами вор волок чемодан дальше. И лишь когда он совсем изнемог (уже недалеко, кстати, от отцовского общежития), батя подошел к нему и сказал: «Ну все, хватит, спасибо». Вор в бешенстве бросил чемодан, пробормотав злобно: «Не мог раньше сказать?!» – и ушел, прихрамывая. Не надо так сразу впадать в панику и нигилизм: может быть, твой чемодан несут как раз в нужную тебе сторону? И отец, полный сил, вошел в общежитие с чемоданом гороха и отлично питался весь год… А меня Боря-боец, куда мне надо, «занес». Когда рассказ напечатали – я публично Борю расцеловал, к изумлению его свиты, да и его самого. Могут же делать хорошее – хотя сами порой об этом не подозревают!
Однажды у меня ночевал мой старый друг, поэт Евгений Рейн, уехавший в Москву за славой – и там обретший ее! И обросший там связями. Но не забывший старых друзей. Оказывается, прочел в журнале «Борю-бойца» и приехал, не поленился – во были времена. Коммуникаций меньше, а эмоций больше. Просто ворвался, встрепанный, и изрек величаво, с носовым прононсом:
– Ты знаешь, Нонна, что твой муж – гений?
– Конечно! – спокойно ответила Нонна.
– Но как ты можешь жить здесь? – он возмущенно повел рукой. – Ты должен жениться на Ирине Одоевцевой. Ей дали дивную квартиру на Невском. И она – знаменитость! Нонка несколько лет потерпит – но зато потом вы будете жить в самом центре!
– А чего, Венчик? Давай! – весело сказала Нонна.
– Из нас троих – я один против. Тут герои мои…
– Ты сможешь сюда приезжать! – высокомерно сказал Евгений, изобразив, видимо, важного меня, приехавшего «на натуру». – «Повар не должен вариться в супе!» Так сказал, кажется, Горький!
Рейн знал много дивных историй про классиков, которые привести тут, к сожалению, не удастся.
– Ты у меня будешь жить в центре! И я обязательно пробью тебе одну из премий! Я состою во множестве жюри! – Он сотворил главную свою маску важности – голова откинута, нижняя губа нашлепнута на пол-лица, очи полуприкрыты… Кажется, задремал.
У Одоевцевой в квартире на Невском, полученной ею после переезда из Парижа в наш город, я был однажды с веселой компанией. Она любила, чтобы гости были каждый день, купалась в своей славе. Париж уже так не любил ее – а здесь она прогремела. Те, кто планировали эту акцию, не ошиблись. Получалось, что вместе с ней в наш город возвращается Серебряный век, который многие обожали. Жена Георгия Иванова, подруга Гумилева, одна из «чаровниц» Серебряного века, разочаровавшись в Западе, возвращается к нам! И публикует блистательные мемуары: «На берегах Невы» и «На берегах Сены». Лучшие – возвращаются! И тут – я! Но вот годы. Я и сам уж не молод. А ей за девяносто. Так что будет у нас за союз? Но что-то рациональное в безумных речах Рейна, безусловно, было. Как и всегда у него.
Жениться я, увы, не успел. Да и не очень-то торопился. Боялся, что нас похоронят вместе. Уговорят. Скажут: «Старик! Лучшего для тебя варианта уже не будет! Соглашайся». И я поддамся.