Выдыхай (СИ)

Низменное желание лично вытряхнуть из Цундаппа его мерзкую душонку сменилось вполне справедливой ненавистью к организатору всего этого безобразия, на котором до суда МакМиссл мог бы отыграться по полной: ни его псевдо-благородство, ни годами тренированная выдержка не могли бы теперь сдержать пробившуюся, наконец, одну-единственную эмоцию — дикую, всепоглощающую, кроющую глаза красной пеленой. Справедливость не могла бы восторжествовать даже после вынесения приговора судом — они поступали по закону, не по совести. По совести следовало бы заставить Карданвала прочувствовать все то, что выпало ранее на долю несчастного Турбо, чье изуродованное, расчленненное, тело болталось теперь на дне Тихого океана — рыбий корм, не более; хотелось отомстить за Рэдлайна — за сломанные перед смертью кости и за издевательски сожженное в его же собственном Мустанге тело, за Тумбера, которого хладнокровно отравили, заставив умирать в муках в течение почти пяти часов. Да за собственные потраченные нервные клетки, в конце-концов, и за страх начинающей напарницы, успевшей, может быть, уже попрощаться с жизнью. Сколько бы сил Финн не прикладывал к поискам ДеЛюкс, и в информационном, и в поисковом отделах лишь недоуменно разводили руками, будучи не в силах показать видимый результат в довольно небольшие сроки и выдать хоть что-то, относительно вразумительное.

Взгляд серых глаз, в которых под привычным льдом отрешенности сейчас скрывалось тщательно сдерживаемое на протяжении уже пары месяцев бесконечных, кажется, судебных процессов, безумие, пересекся со скучающе-равнодушным взглядом голубых глаз напротив. За все время пребывания в камере, Карданвал не растерял своего насмешливого обаяния, продолжая иногда открыто демонстрировать непокорность обстоятельствам, неповиновение стражам порядка и скотский характер. Все равно — британец знал — свободы ему уже не видать.

МакМиссл наблюдал за Майлзом с ледяной усмешкой, осознавая собственную силу и превосходство над пленником. Только беспрестанно сыпавшийся с чужих уст яд — и ни грамма информации — сильно подорвал веру Финна в крепость собственной нервной системы. Однако, к чему все эти высокопарные речи? Завтра суд — публичное слушание, которое должно собрать толпы журналистов и зевак. Собственной силе поздно давать выход — завтра весь мир увидит, что представляет из себя Большой Босс на самом деле. Жалкое же зрелище, право слово!

Играть против системы — дело гадкое и неблагодарное. Твои интересы с треском встречаются с жестокой реальностью и вот ты уже стоишь покорно на коленях, склоняя голову на милось сильнейшего или болтаешься в петле угнетенной несправедливости. И вся твоя борьба, становится дровами, которые ты сам наломал для постройки помоста и твоей собственной плахи.

— Хотите сделать для себя завтрашнее шоу еще более увлекательным, МакМиссл? — бывший нефтяной магнат говорил спокойно, абсолютно непоколебимо, словно речь шла не о предстоящем судебном заседании, а о погоде. — Обещаю, вы будете в восторге.

Англичанин бросил на на Карданвала ледяной, неприязненный взгляд и лишь негромко хмыкнул в ответ:

— С меня хватит концерта на Дворцовой площади, — а затем, подумав, едко добавил: — Цирк-шапито меня мало интересует…

Джей совершенно не удивилась, когда в бардачке Range Rover-a Карданвала обнаружила небольшой клочок бумаги, с написанным на нем адресом, известному, возможно лишь самому Майлзу. Даже сейчас, в такой, казалось бы, не просто патовой, а как бы смешно это не звучало, абсолютно безвыходной, ситуации, магнат — уже почти бывший — оказывался снова хитрее всех и продолжал играть своими людьми, словно фигурами на шахматной доске. До суда, исход которого был явно уже предрешен — приговор ведь был заведомо известен — британец мог еще исполнить любой прощальный номер, но он предпочел молча ожидать, пока оставленные им подсказки приведут нужных людей к не менее захватывающему итогу.

МакКинли стала одной из любимых игрушек мужчины, но когда все его воздушно-хрустальные замки с оглушительным звоном разбились о жесткую, сложнопробиваемую и невосприимчивую к рыцарскому романтизму реальность, кукловод вынужден был обрубить своей самой лучшей марионетке все видимые ниточки. Осталась одна — тонкая, прозрачная, едва заметная, но натягивающаяся с каждым днем все сильнее, как тетива лука. Именно эта ниточка и должна была выстрелить.

Но только тогда, когда придет время.

Два дня киллер вынуждена была обходиться без сна, однако усталость, своей неподъемной тяжестью все же навалилась на женщину ближе к окончанию сорокавосьмичасового марафона бодрствования. Полтора суток, проведенных за рулем норовившего то и дело заглохнуть прямо посреди дороги автомобиля, знатно, кажется, потрепали обычно крайне уравновешенной Джей нервы. Киллер успела возненавидеть и сам Rover и его временного владельца, предложившего ей в качестве средства передвижения это ведро на колесах, однако на отвратительном автомобиле неприятные сюрпризы от Карданвала не закончились.