Выдыхай (СИ)

Джей по-турецки села на каменный пол, прямо перед девушкой, почти касаясь своими коленями ее, покрытых корочкой запекшейся крови — привычка ДеЛюкс носить строгие юбки-карандаши сейчас сыграла с ней очень злую шутку — и с нескрываемым, беззлобным, любопытством уставилась на агента, буквально впиваясь цепким взглядом в лицо напротив.

Холли, затуманенным страхом умом все же сообразила, что только что ей был задан вопрос. А зная царящие среди подобных людей нравы и их не очень терпеливый характер, лучше всего было ответить. ДеЛюкс нерешительно кивнула. Хотя, конечно, в ее состоянии это больше напоминало судорожное сокращение мышц шеи, повлекшее за собой маловразумительное действие — такие дергания обычно случаются во время эпилептических припадков. Впрочем, МакКинли этот жест был растолкован абсолютно правильно, но ответ заставил ее снова расплыться в улыбке, больше, правда, походившей на кровожадный оскал.

— Слишком рано, милая, — МакКинли склонила голову на бок, из-за чего весь ее образ стал похожим на куклу из фильмов ужасов — с такими же пустыми, темными глазами и сумасшедшей улыбочкой. — Я еще не успела ничего сделать. Бояться надо не сейчас, — последнюю фразу киллер произнесла доверительным шепотом, многозначительно поджав губы и несколько раз кивнув головой, словно китайский болванчик.

Холли не успела осознать, в какой момент лицо этой женщины оказалось настолько близко, что стало видно белые крапинки рассыпанные по черной радужке огромных глаз, находившихся сейчас на одном уровне с глазами агента. Но вот прижимающееся к щеке прохладное, широкое лезвие ножа, в одно мгновение извлеченного киллером из кармана, напрягало сейчас куда больше. Не выдержав эту игру в гляделки, агент зажмурилась, чувствуя, как из-под трепещущих ресниц потекли теплые слезы. Девушку ошутимо трясло, однако, с подступающей истерикой совладать было необходимо — никто не дает гарантии, что у этой сумасшедшей женщины хватит нервов для сцены и она просто не перережет ДеЛюкс глотку.

Нож прижался к щеке плотнее, слегка мазнув острием по скуле, отчего почти сразу на этом месте выступила крошечная алая капля.

— Кровь — это всего лишь жидкость, дорогая, — голос уже звучал откуда-то сверху, словно теперь киллер стояла почти прямо. — И прекрати сейчас же реветь. — другую щеку обжег такой сильный удар, что в голове у пленницы запульсировало, а с разбитых губ по подбородку скатилась еще пара горячих капель крови, алыми пятнами расцветших на белом воротнике рубашки. — Предупреждаю, тебе сейчас действительно лучше заткнуться.

В голосе киллера теперь слышна чистая, ничем не прикрытая, адская злоба. Холли не решается открыть глаза, боясь натолкнуться на чужой, полыхающий гневом, взгляд. Девушка старается успокоиться, начиная глубоко и размеренно дышать носом, мысленно считая до десяти. Пощечина вышла настолько хлесткой и саднящей, что в голове до сих пор не утихла пульсация и высокий звон.

Джей в свою очередь с каким-то сумасшедшим, садистским удовольствием наблюдает за девчонкой, чувствуя, как ненависть бурлит в крови, застилая глаза красной пеленой. Холодные, почти ледяные, пальцы приятно покалывает при контакте с чужой горячей кожей, и ДеЛюкс в ужасе распахивает глаза, ощущая крепкую хватку на своей шее.

МакКинли давит не сильно, но уверенно и достаточно для того, чтобы легкие начало неприятно покалывать от недостатка воздуха и под чужой ладонью судорожно забилась синяя жилка. Агент вскидывает руки, желая отцепить женщину от себя, однако та успевает особо удачно перехватить нож и полоснуть им по ладони Холли, глубоко пропарывая плоть. ДеЛюкс хватает ртом воздух, а по щекам вновь почти неконтролируемым потоком начинают струиться слезы, однако рука с шеи пропадает, позволяя девушке, наконец, захрипев, насытиться кислородом.

Киллер раздосадованно цокает языком, глядя на бесплодные попытки Холли подавить подступающую к горлу мерзким, скользким комом истерику, присаживается перед пленницей на корточки, старательно вытирая слезы с чужого лица. ДеЛюкс передергивает от прикосновения ледяных ладоней к своим щекам, а иррациональность этих действий заставляет мозг начать судорожно работать. Именно в этот самый момент осознание собственной никчемности больно бьет по дых.

Ей просто невероятно страшно — она видит нескрываемое безумие в чужих глазах, размышляя о том, как быстро киллеру надоест ее мучить и в какой именно момент терпение этой женщины лопнет окончательно. А еще Холли старается не плакать. Ее ведь не этому учили в развед-академии, но сейчас человеческое начало берет верх над запрограммированным разумом — жить хочется больше, нежели оставаться на такой работе. И пусть бы ее считали дезертиром, но она хотя бы спасла собственную шкуру, которая, несомненно, дороже всего остального.