Выйти из депрессии. Проверенная программа преодоления эмоционального расстройства

Недавно я видел бездомного молодого человека с собакой, красивой немецкой овчаркой, которая спала под полуденным солнцем на решетке над станцией нью-йоркского метро, а мимо проходили тысячи людей. Должен признаться, я не обратил бы особого внимания на эту картину, если бы не собака, пробудившая мое любопытство. Я вгляделся пристальнее: вполне здоровый на вид молодой мужчина, еще не сильно пострадавший от уличной жизни, и чистая, здоровая собака. Я подумал: «Каким же пресыщенным я стал! Теперь ежедневно прохожу мимо бездомных людей, не особенно много размышляя о них». Когда мы впервые приехали в Нью-Йорк, это было шоком. Сейчас, чуть больше поездив по стране, я понимаю, что бездомность есть повсюду: в больших городах, в маленьких городках и в сельской местности. Многие бездомные – ветераны, пострадавшие от войн. Другие имеют серьезные психические заболевания; их выгнали из государственных больниц, поскольку предполагалось, что медикаменты помогут им, а больница попутно сэкономит внушительные суммы денег.

Я вырос в 1960-х, в период оптимистичного настроя относительно нашего государства. Многие из нас воспринимали этот период как время возрождения заботы, эмпатии и равноправия. Федеральное правительство разрабатывало программы по борьбе с бедностью и построению общин – каким странным это кажется сейчас. В известной песне с припевом «Это с каждым может случиться» обращались к заключенным под стражу, пьющим и бездомным людям[259]. Мы полагали, что, если дела идут плохо, они могут измениться, и мы даже вправе доверить нашему правительству сохранение курса на эти изменения.

Не нужно быть экспертом, чтобы заметить: с тех пор психическое здоровье общества сильно ухудшилось. Детей необходимо лечить препаратами, чтобы они смогли посещать школу.

Количество случаев заболевания депрессией, употребления наркотиков, тюремного заключения и бездомности стремительно растет.

Число бездомных людей сегодня – настоящий позор; трудно не впасть в отчаяние, переживая за судьбу нашей страны. В Великую депрессию Стейнбек написал роман «Гроздья гнева», а Джон Форд снял мощный, глубокий кинофильм по его мотивам. Подобные условия были просто неприемлемы для Америки; они послужили причиной недовольства. На текущий момент кажется, будто мы сдались. Разрыв между богатыми и бедными сейчас больше, чем когда-либо со времен «Позолоченной эпохи» конца XIX в., когда постепенно возникли крупные революционные движения. Кандидаты в президенты, представляющие идею перераспределения богатства, высмеиваются средствами массовой информации. Однако я знаю многих обычных людей, которые чувствуют: время пришло.

Пока распространенность депрессии, бездомности, разводов и заключений под стражу увеличивалась, показатели по мании, шизофрении и паническим расстройствам, в большей степени биологически обусловленным заболеваниям, остались примерно такими же, подтверждая гипотезу о том, что депрессия связана с социокультурными изменениями. Сегодня есть множество связанных с нашим обществом факторов, попросту вызывающих чувство подавленности. Мы не настроены оптимистично по поводу своего будущего и не доверяем своим руководителям. Найти профессию или значимую работу становилось все сложнее даже до экономического кризиса. Можем ли мы как общество что-либо сделать для замедления распространения эпидемии депрессии или ее преодоления?

Депрессия во многом зависит от того, как мы относимся к самим себе. За последние годы в нашем образе жизни произошли серьезные изменения, причем кое-какие из них остались преимущественно не замеченными. Ученые предполагают, что наши пещерные предки фактически «работали» по четыре часа в день – как сегодня в норме принято в так называемых примитивных культурах[260]. Остальное время они проводили за общинными занятиями, в основном разговаривая, но также много работая над творческими навыками, пением и танцами, исполнением религиозных обрядов. Работа (в современном значении) появилась в XVIII в., и с тех пор трудящиеся борются за справедливый обмен. Для американского профсоюзного движения сокращение рабочей недели до сорока часов стало настоящей победой.