Выйти из учительской. Отечественные экранизации детской литературы в контексте кинопроцесса 1968–1985 гг.

Говоря о возможности обогащения кинодраматургии литературным содержанием, нельзя не заметить, что современная детская литература по-своему отражает положение индивидуума в социуме, которое зачастую предстаёт как безнадёжное и безвыходное. По мнению томской исследовательницы Анастасии Губайдуллиной, в новой русской детской литературе практически отсутствует конфликт отцов и детей. В книгах отмечается социальная проблема («Родители у неё были чисто теоретически»), часто звучит мотив отсутствия одного из родителей. Социальная функция родителей снижается, что показывает использование сказочного кода («Жила-была мама…»). Среди антагонистов встречаются не только чудища, но и богачи; мать иной раз показана сварливой и пьяной, отец чаще служит фоном, нежели действующим лицом. Негативны варианты образа родителей (дети разбивают бутылку и освобождают оттуда родителей, которых загнал в бутылку «водочный дух»; отец сидит в тюрьме). Сын олигарха – сам олигарх, только без усов. Тип общения отцов и детей – не иерархический, а демократический: иной раз родители предстают инфантильными мечтателями. Происходит инверсия социальных ролей: ребёнок принимает ответственность за родителей, и это взросление ребёнка-героя – признак двойной адресации произведения: и детям, и взрослым. Сближение молодеющих родителей и взрослеющих детей – следствие увеличения продолжительности жизни: родители так же играют и познают мир, как и их дети, и в конце концов родители и дети не пытаются перевоспитать друг друга. Главная идея – сохранение любви в семье. Современный ребёнок получает право быть особенным, не таким, как все, что отражает известный рост толерантности. Старшее поколение утрачивает авторитарность, а младшее – категоричность. Что, по сути дела, размывает конфликт, и сюжетное произведение превращается в зарисовку. Таким образом, из произведения уходит не только счастливый финал, но и вообще какой-либо финал. Конфликт индивидуума с коллективом отражён на уровне зарисовки – как противостояние и необщение. Для драматургической основы киносценария такой материал – не из лучших…

В этой связи нельзя не прислушаться к мнению уже упоминавшегося выше Марка Липовецкого о том, что в современной литературе наблюдается дефицит трикстера. То, что сейчас, в отсутствие прежних цензурных запретов, авторы не могут придумать персонаж-трикстер нового времени, свидетельствует, по мнению М. Липовецкого, о диффузном характере социальной репрессивности. Действительно, прессинг, который испытывает современный человек, не всегда ограничивается прямым давлением действующей власти в лице правительства, начальства и т. п. Это косвенное давление навязанных стереотипов и идей, давление информационного пространства, и финансовые трудности, и дискомфорт, который испытывают миллионы наших современников, вынужденно работающих не по специальности… Стоит прислушаться к мнению писательницы Екатерины Мурашовой в её интервью на сайте www.letidor.ru: «Мне кажется, что сегодняшним российским родителям не хватает понимания того, что именно они хотели бы воспитать в своих детях. Доброту или хватку? Терпение или умение во всём отстаивать свои интересы? Устремлённость к высоким заработкам или примат духовного над материальным? Политкорректность или принципиальность? Не определившись внутри себя, родители ищут ориентиры снаружи – в телевизоре, Интернете, книгах или журналах. И, разумеется, находят. Но проблема в том, что эти найденные ими ориентиры указывают в разные стороны, а выполнить одновременно противоположные (и здраво аргументированные) рекомендации – невозможно».