«Выход»

Уполномоченный поморщился от боли, подтянул руку к себе, он никак не ожидал подобной реакции. Боль была не сильной, скорее резкой, в общем, терпимой. Андрей Николаевич сидел на полу и всё ещё не понимал, в чём была причина такой реакции. И, вытерпев первый приступ боли, спросил:

– Людмила Васильевна, я, что, оскорбил вас?

Она ему не ответила и распорядилась:

– Осмотрите каюту ещё раз. Может, всё-таки вещество тут. Уж очень мне хочется выкинуть с лодки этого урода.

Она взглянула на него с ненавистью и вышла из помещения.

– Слово «биот», наверное, имеет какой-то ругательный смысл, – произнёс уполномоченный, опять морщась. Резкая боль в руке утихла, и обозначилась боль тупая.

– Имеет, – заметил ему капитан, – «биот» – это что-то типа вашего «ублюдка».

– А ещё это «заучка» и упрямый дурак, – добавил тот тип, у которого был поисковый прибор в виде «фонарика» и планшета.

Глава 44

Одно слово, всего одно слово снова поставило его на грань гибели. И главное, нельзя сказать, что это слово было необдуманным. Он произнёс его осознанно. Показывая, что он в курсе всего, что происходило и происходит, а заодно пытаясь выяснить новые, неизвестные нюансы этого термина.

«Вот и выяснил!».

Андрей Николаевич прижал к себе руку, которая в месте перелома начала отекать и немного болела. И слушал, как эти крепкие мужички стали ворошить комнату и его вещи по второму разу. Именно слушал. Он не смотрел на них, делал вид, что сосредоточился на больной руке. И даже не повернул головы, когда человек с поисковым прибором снова осматривал душевую.

Горохов взглянул в их сторону один раз, когда тяжёлый башмак Яши-стюарда с хрустом раздавил его прекрасный, валявшийся на полу секстант.

«Жалко приборчик. С ним столько пройдено».

Наконец эта пытка закончилась. Никто из этих людей, даже умная Люсичка, так и не додумался открутить разбрызгиватель на душе. Горохов было уже обрадовался, но Семёнов ещё раз всё оглядел и сказал:

– Собирайся.

– Что? – не понял Горохов.

– Манатки свои собирай, эта каюта не для тебя.

– Я же деньги заплатил, – напомнил ему уполномоченный.

– Это каюта Людмилы, – заканчивает разговор капитан. – Так что давай, собирайся.

И тут Андрей Николаевич понял, что ничего, ничего ещё не закончилось. Если сюда заселится Людмила Васильевна и решит принять душ, а напор в душе будет в два раза ниже, чем должен, и она попросит выяснить, почему так…

Ему оставалось надеяться, что у них тут нет специалиста, и ей придётся довольствоваться малым напором до ближайшего города. Нет специалиста?

Он, прижимая всё ещё болевшую руку к животу, начал одной рукой собирать с пола свои вещи. Фляга, батарейки из тайника, рация; разломанный секстант поднимать не стал.

«Интересно, а где мой пистолет?».

Его пыльник тоже валялся на полу, среди разбросанных патронов и магазинов для винтовки, он подошёл к нему, поднял. И определил по весу: нет, пистолет из тайника в рукаве и гранаты, которые были в кармане, нашли и забрали.

– Кстати, – Горохов не нашёл своего УК-костюма, пояса к нему и баллонов тоже нигде не было. – А где мой охлаждающий костюм?

Он поворачивается к капитану. А тот отвечает вопросом на вопрос:

– Зачем тебе костюм на лодке?

– Это мой костюм, – настаивает уполномоченный. – Верните мне его, он мне может понадобиться.

– Понадобиться? Ты бы не борзел лучше, – предупреждает его Степанов, – ещё не факт, что ты с этой лодки сойдёшь на берег.

Уполномоченный вздыхает и продолжает собирать вещи.

***

Два с половиной квадратных метра, узкая, жёсткая койка, малюсенькая лампочка в головах, унитаз, кран и дыра-воздуховод вместо кондиционера. Никаких тебе душевых, кроватей, иллюминаторов. Стола, и того нет. Зато тут точно не умрёшь от жары: прямо за стеной гудит мотором рефрижератор, стена холодная, на ней осаживается конденсат, стекает на пол. От него сыро в кровати. Тут влажно и прохладно.

Плохо, что рука болит. Отёк вырос заметно и стал какой-то твёрдый. Хотя рука в районе перелома и не потемнела, но отёк был очень большой. Горохов немного пошевелил пальцами. Ну, пальцы работали, скорее всего, он был в этом почти уверен, сломана одна кость. Лучевая. Но всё равно… Сейчас он был по сути одноруким.

«Люсичка… Не зря её в Губахе звали Проказой».

Андрей Николаевич гладит руку и слышит, кроме работы мотора холодильника, как мощно стучит дизель, лодка идёт по реке хорошо, почти не качаясь.

А ещё хочется есть и курить. Пара сигарет у него осталась, их придётся экономить, да и на пустой желудок лучше не курить, а он не ел уже часов… Когда он вообще ел последний раз?

Уполномоченный смотрит на часы. Давно. Он только в этом кубрике находится уже шесть часов.

Хотел заснуть, но сон не приходит. И не только из-за руки. Он всё время ждёт, что за ним придут. Люсичка пойдёт в душ, а вода не течёт, как следует. Попросит Яшу или ещё какого-нибудь матроса посмотреть, а тот окажется умным и проверит трубу душа и отвернёт разбрызгиватель. И тогда…

«Главное, чтобы не застрелили. Пусть выкинут за борт лодки, пусть думают, что этого будет достаточно».