Роились над посадочными площадками Ка-25, примеряясь зависанием. Все четыре машины сумели уложиться в пять минут. Ангарная служба БЧ-6 и того меньше, споро спустив в ангар подопечных, поспешив и сами убраться в нижние помещения. Погода, спору нет, была не для прогулок по верхней палубе.
Сила ветра только росла. «Кондор» испытывал все «прелести» особенности своих носовых обводов, имевших V-образную режущую форму – роя клипером набегающие накаты, корабль порой не желал взбираться на волну, разбивая её форштевнем, погружаясь носом во вздыбленную пенную взвесь, то и дело орошая просоленным крапом бак.
Небо оставалось таким же – серым, чёрным, а впереди прятками зрели вечерние сумерки, и наступающая на пятки ночь.
В преддверии
Ночь настигла уж далеко по выходе из Датского пролива.
Ночь… – в какую вахту: в «собаку» ли[137]
, или совсем уж ближе к рассвету?.. – обещала быть архиважной и ответственной.Скопин подумал, что надо бы выкроить часок-другой, заменой старшим помощником, и немного отдохнуть, отбившись неурочно.
Пока же привычно решил проветрить башку выходом на сигнальный мостик – курнуть. Воюя с брызгами и мигом промокшими сигаретами.
«Вчерашние» тропики совсем выветрились из головы и из воспоминаний. Будто и не было ничего. После жаркого Индийского Атлантический океан северных широт – серый, холодный, казалось, совсем уж разошёлся не на шутку.
– Ох и болтает! Почти штормуем? – спросил с доброжелательностью, вернувшись в ходовую рубку.
– Разве это шторм, – подхватил вахтенный офицер, – чтобы нас выбить из колеи, понадобится поболее, нежели шесть-семь баллов на грудь.
– Шторм штука неприятная, – жмурился на горячий кофе кэп, балансируя в тягучей качке. – Эй, рулевой, останови планету. Дай командиру кофе попить не расплескав.
Матрос за штурвалом (явно не первогодок) только улыбнулся – командир своим, уж запримеченным, необычным стилем общения и броскими фразочками успел снискать уважуху у простого личного состава.
– Шторм штука неприятная. Помотает, – повторил меж тем Скопин, – но уж пусть так, чем…
Махнул рукой, не став развивать. Он уже знал, сколько примерно и точно, кто и как… – доложили. Начинал взвешивать и анализировать.
«Сколько их было-то? Если верить (ах, опять вот это)… если верить книге, то должно было пять! По тексту: „…позиции как минимум пяти заблаговременно развёрнутых в проливе американских подводных лодок“. Что значит „минимум“? А сколько максимум? Наши вертолётчики достоверно записали на себя четыре уничтоженные субмарины. Масляные пятна на воде и всё такое… И ещё одну зачислили „потерянной контактом“ – сиречь недостоверно. Но скорей всего кранты ей. Провалилась на дно.
Как ни странно, лётчики эскадрильи Ракова тоже претендовали на поражение минимум трёх. С достоверностью там, конечно, не всё так однозначно. В их реалиях, без нас, скольким вражеским субмаринам удалось помешать выйти на пуск торпед, осталось неизвестным. Эскадра ломилась на большой скорости. Не удивлюсь, если какие-то подлодки попросту не успевали, например. Возможно, какая-то из необнаруженных даже атаковала. А сигнальщики и акустики того же концевого „Чапаева“ в таком бурлящем море на хороших да переменных хода́х попросту не заметили торпед, которые прошли за кормой.
Так или иначе, факт остаётся фактом, и без нас, и тем более ныне с нами – проскочили. Прошли точно гребёнкой, подчистив всех, кто там под водой и над…»
– Товарищ командир, – оборвал мысли вахтенный офицер, – акустики зацепили кого-то. ПЛ, говорят.
– Ещё одна?!
Взяли её корабельной ГАС «Орион». «Контакт» фиксировался на курсовых носовых углах – семь-восемь градусов левого борта.
– В надводном, под дизелями, – докладывали операторы, уже окончательно поднаторевшие в акустической сигнатуре, присущей нынешним субмаринам, – курс 320, скорость – примерно 10 узлов, дистанция 6 миль. Дистанция сокращается в угловых значениях.
Сообщили командующему.
«На ваше усмотрение», – гласила ответная светограмма с «Советского Союза», то есть, согласно изначальной установке: уничтожение по факту обнаружения, по возможности и способностям, без дополнительных запросов на разрешение.
– Вот иезуитский жук, – хмыкнул Скопин, передразнив: – «На ваше усмотрение».
– ?!. – посмотрел в немом вопросе вахтенный офицер.
– Ну, вот же, – кэп указал на карту прокладки маршрута, – у нас по плану перехода сейчас должен быть поворот на два румба вправо. Если повернём и если наш новый «контакт» – субмарина – останется в прежней позиции, то эскадра пройдёт, пропустив её траверзом на дистанции примерно… в те же одиннадцать кэмэ. Так?
– Ну да.
– Приказ на смену курса, однако, не поступил – идём прямо. Зная дальность наших РБУ, штабные Левченко легко просчитали, что мы сможем дотянуться до этой ПЛ. Надо только чутка довернуть, «на наше усмотрение».
– Так что? Довернём? Или идём прежним?
– Как же, прежним. Товарищ адмирал немного двусмысленно, однако и вполне определённо, дал понять, чего желает. Командуйте склонение влево на два градуса. Такова уж наша карма, сиречь предназначение – искать и топить подплав.