Выход Силой

— Слышал? У меня сегодня многолюдно… — совсем немного поморщившись, перешел я к главной теме. — Гости, и званые и незваные, целый день.

— Слышал, — покладисто согласился малыш. — Этот… в конце. Это же Ормссон был?

— Ну да.

— А ты с ним так… — распахнул во всю ширь глазищи Утячич. — Как с равным.

— Что тут такого? — удивился я.

— Ну… ничего… Говорят, он колдун, и все местные дивные люди к нему с доносами бегают. Еще говорят: он прежде в охранке служил, и потому все по всех знает. Сказывают, его даже Малковиц боится.

— Вот как? — криво усмехнулся я. И подумал, что если главный лицейский стражник действительно служил раньше в Имперской Службе Безопасности, то помощь ниссе ему точно не понадобится. Найдутся желающие и без зачарованного народца поделиться чужими секретами. — А мне он особенно страшным не показался… Ты его по голосу узнал?

— По походке, — разулыбался Добружко.

— А другие? Те, что с Ормссоном приходили? Их знаешь?

— Не-а.

— А того, что был до них? Тот, что приходил, пока меня не было?

— Бубнилку? Не-а. Тоже незнакомая походка.

— Почему бубнилка?

— Да ходил по твоей комнате, и все чего-то приговаривал. Музыку, что ли, какую-то губами изображал.

— Взрослый? Этот, бубнилка твой.

— Чего это он мой? — вскинулся парень. И тут же потух, догадавшись, что я просто шутил. — Взрослый, да. Тяжелый. И бубнил таким голосом… густым.

— Басом?

— Ага. Точно. Басом.

Какого-либо энтузиазма я в ответах Утячича не разглядел. Сосед отвечал, потому что я спрашивал, и не более того. Мне же нужно было, чтоб парнишка сам искренне захотел найти для меня этого пресловутого бубнилку. В том, что Добружко может это сделать, я и на миг не засомневался. Не с его потрясающим, лисьим слухом.

Прищурился и коварно улыбнулся, прежде чем задать следующий вопрос.

— А вот скажи мне, друг Утичич. У тебя есть такие друзья, с кем можно разделить торт?

— Торт? — как-то жалобно переспросил сосед.

— Да. Торт. Большой, кремовый и с вишенками.

— С вишенками? Сладкий?

— Вкусный, — кивнул я.

— Найдутся такие, — решительно выдохнул малыш, и облизнул губы.

— Отлично. Вот бери с собой этих достойных ребят, и найдите мне бубнилку. Покажете мне этого человека, и получите торт. Клянусь бородой Отца!

— Серьезно, — качнул головой Добружко.

— А-то! — хмыкнул я. — На том и стоим.

И повернулся, чтоб уйти, посчитав на этом свою задачу решенной. Но не вышел. Потому как Утичич вдруг бросил мне в спину совершено невинным тоном:

— А ты разве не спросишь, слышал ли я: о чем говорил Ормссон со своими людьми, после того, как ты убежал?

— Слышал? — понимаю, что подслушивать не хорошо. Но ведь не его, Добружки, вина, что Боги наградили этаким замысловатым даром.

— Ага, — тряхнул светлыми кудрями парнишка. — И готов рассказать…

— Пирожное? — тоном опытного искусителя, деловито поинтересовался я.

— Услуга, — тяжело вздохнул мальчишка. И показал смартфон с каким-то активным чатом на экране. — Здесь болтают, будто бы ты Ромашевича избил? Правда, или сочиняют?

— Ромашевич — это у нас кто?

— Одноклассник твой. Здоровенный, — удивился малыш.

— А, этот. Ну, да. Был такой. Мы с ним поспорили о… сфере общения. И ему пришлось признать мою правоту.

— Значит, ты его сильнее?

— Конечно, — фыркнул я. — В своем классе, я самый сильный. И умный. И красивый. Практически, идеал.

— И богатый? — непонятно к чему, серьезно решил уточнить сосед.

— А вот тут — мимо. Не богатый. Но я вскоре намерен исправить это упущение. Так какого рода услуга тебе нужна? Или все-таки сойдемся на пирожном?

Парнишка снова тяжело вздохнул, смешно сморщил нос, и начал издалека:

— У нас в параллели четыре класса. И у многих здесь же, в Лицее, учатся старшие родственники. А у меня — нет…

— Обижают? — догадался я.

— Дразнятся. Иногда — обидно.

— А сам чего?

— Бывает, и сам дразнюсь. Но у них есть… старшие, а у меня…

— А у тебя нет, — хмыкнул я. — И они, чуть что, грозятся, что старшие тебе уши надерут. Так?

— Так, — насупился Добружко. — Вот я и подумал…

— Правильно подумал, сосед, — припечатал я. — Все должны быть в равных условиях. Стать кем-то можно только самому. Сильным, умным, удачливым. Этого у старших не занять и к себе, как отцовское пальто, не примерить. Потому, вот тебе мое слово: Я, Антон-Альрик Летов, беру этого свободного человека, Добружко из рода Утячичей, под свою защиту и покровительство. И не стану ничего просить или требовать, кроме службы.

— Я… я, Добружко Утичич, сын Нещада, внук Свитовита Старого, принимаю защиту и покровительство Антона Летова, и клянусь вернуть долг службой по силам, — отчего-то хрипло, но тщательно выговаривая слова, выдал свою часть древней клятвы, младшеклассник.

И этой своей искренностью, серьезным отношением к устаревшей лет на двести клятве, он, мой малолетний сосед, прямо-таки толкнул меня к мысли, что это не игра. Не мечты, и не сон. Что все по-настоящему. Что я сам принял решение и воплотил его в жизнь. Что намерен сдержать клятву — а значит, принять на себя ответственность за другого человека. И пусть этому человеку лет-то всего ничего. Ну так и я не сорокалетний старик.