– Это все картины Фредерика? – спросила Азуми, разглядывая стену. Из десятков рамок на них глядело одно и то же лицо. Если смотреть по порядку, то можно было увидеть, как миловидный молодой человек превращается в обрюзгшего старика: скромная невинность в глазах потускнела, ей на смену пришел огонь безумия. На нескольких портретах, висевших в самом низу, персонаж вовсе лишился человеческого облика. Лицо стало совершенно бесформенным и окрасилось в яркие зеленые, красные и фиолетовые тона, из глаз вырывалось зловещее сияние, а неровный рот был широко открыт. На других картинах краска лежала кусками и толстым слоем, – судя по всему, все тот же человек прятался в слоях чудовищного кокона. На последнем портрете только темный ореол указывал на то, что он по-прежнему таится в тенях. Создавалось впечатление, что за десятилетия после смерти жены и дочери Фредерик неустанно изображал себя в образе монстра.
Поппи не могла смотреть на эти портреты. Ненависть клокотала у нее внутри. А возможно, это был всего лишь голод. Она вдруг поняла, что во рту пересохло и что ей ужасно хочется пить.
Это голос Конни? Часто-часто дыша, Поппи огляделась.
В поисках договора художника Азуми копалась в коробках, а Дэш один за другим выдвигал ящики стола.
Рядом с мольбертом стоял высокий предмет, накрытый знакомой темной тканью. Сегодня утром в кабинете Сайруса Поппи стороной обходила накидку, боясь того, что может быть под ней скрыто. Но теперь она опытная. Поппи взялась за край ткани и потянула ее на себя. За ней оказалось незакрепленное зеркало шести футов в вышину. Наверное, Фредерику Колдуэллу оно было нужно, чтобы рисовать автопортреты.
А сейчас Поппи использует его, чтобы позвать своего друга.
– Конни? – Она так волновалась, что изо рта вырвался тоненький писк. – Ты здесь?
Поппи глядела на собственное отражение. В зеркале она видела, что Азуми и Дэш неотрывно пристально смотрят на нее.
Между ними мелькнула тень.
Дэш отпрянул от того места, где она должна была бы быть. Но в самой комнате не было никаких теней. Азуми недоуменно уставилась на нее.
– Конни! – крикнула Поппи. – Я знаю, что ты здесь!
Дэш видел, как тень постепенно принимает человеческую форму, но она по-прежнему дрожала и металась, точно ее сдерживала некая невидимая сила. Поппи прижала ладони к стеклу, как будто это могло помочь, но изображение Конни продолжало трепетать и прыгать. Вдруг тень отлетела к стене с автопортретами Фредерика, словно ее смела чья-то гигантская рука. Поппи вскрикнула. Тень, дергаясь, рухнула на пол, после чего с трудом поднялась на ноги. А в следующий миг ее снова отбросило к двери лифта.
– Оставь ее в покое! – Поппи стукнула рукой по зеркалу, словно хотела проникнуть внутрь и помочь своему другу.
– Мы должны что-то предпринять! – воскликнула Азуми. Теперь дом сражался изо всех сил; должно быть, он знал, как близко они подошли к тому, чтобы раскрыть его самую темную, самую страшную тайну.
– Стойте! – крикнул Дэш и бросился к столу, в котором только что рылся. Он открыл нижний ящик и вытащил из него маленькую деревянную шкатулку, украшенную витиеватой резьбой. Сбоку виднелась крошечная металлическая ручка.
Азуми открыла рот от удивления:
– Это то, что я думаю?
Дэш повернул ручку до максимума и открыл крышку. По мастерской поплыли переливчатые нотки «Темы Ларкспура». Все вокруг вдруг замерло, и на Дэша снизошло умиротворение.
Поппи отпрянула от зеркала, но по-прежнему не отводила от него взгляда. Остальные обернулись и увидели, что в зеркале рядом с Поппи стоит Конни. Экстрасенс из видения была права: музыка защищает ее, защищает их всех.
Но кто знает, надолго ли они под защитой? У Ларкспура есть обыкновение сметать со своего пути любые препятствия.
– Какое счастье, что ты в порядке! – выдохнула Поппи. Конни кивнула, но не улыбнулась – вид у нее был измученный. – Нам нужна твоя помощь. Договор Фредерика… Мы должны его найти. Как он выглядит?
Дэш представил себе стандартный договор вроде тех, которые его родители подписывали для «Папы в Непонятках», еще тогда, в Голливуде. Но он понимал, что какой бы документ Фредерик ни подписывал, он выглядит иначе. Это более тонкая материя. Что бы художник ни сделал, это дало ему огромную славу и бесконечное богатство. Но зато лишило его семьи. Знал ли он, на что идет? Дэш вдруг почувствовал, что взгляды всех портретов Фредерика устремились к нему, точно призывая задать этот вопрос вслух.
Конни приоткрыла рот, будто хотела что-то сказать, но вместо этого порылась в кармане передника и вытащила оттуда нечто, похожее на ветхий пергаментный свиток.
«Договор!» – подумал Дэш.
Девочка быстро развернула свиток, и все увидели, что он пуст. Конни покачала головой и разорвала пергамент пополам, бросив обрывки под ноги.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Поппи, голос ее стал тоньше от удивления. – Нет никакого договора?