Выходим на рассвете

— Возле Вашварада есть чешские села, оттуда были клиенты моего патрона. Да и в армии чехов было немало. Так что имел практику.

— Это хорошо. Но старшим в разведку идти не обязательно вам.

— Почему?

— Вы командир, вам нельзя оставлять взвод… Да! Хорошо бы взять в разведку одного из здешних жителей, знающих местность. Бедогонов говорил, у него такие есть. Попрошу, чтобы дал.

Ференц ушел. Гомбаш выбрал для разведки троих — все фронтовики, народ тертый. Старшим назначил Бюкаша, молодого годами, но разведчика опытного — это Гомбаш знал из его рассказов в кругу товарищей еще в ломском лагере: Бюкаш любил вспоминать, как когда-то, в Галиции, хаживал в разведку к русским позициям.

Когда Гомбаш, собрав разведчиков, начал напутствовать их, в окоп, с шумом осыпая подсохшую на солнце землю, ввалился усатый боец в добела выгоревшей солдатской фуражке и темной рубахе, вытянулся, заученным движением поставив винтовку к ноге, доложил:

— Боец Гречихин, приказано к вам для разведки!

— Вы здешний? — спросил Гомбаш.

— Так точно! Из Завертаевки, пять верст отсюдова.

— Давно оттуда? — полюбопытствовал Гомбаш.

— Четвертый день, — бойко ответил Гречихин. — Я с германского фронта по ранению, потом председателем сельсовета был. А как в деревню офицерский отряд с чехами заявился Советскую власть рушить, я и убег. Сюда подался.

— Вот, знакомьтесь, — показал Гомбаш на Бюкаша и других разведчиков. — С ними пойдете.

Вскоре разведчики выбрались из окопа и скрылись в кустах впереди.

…Прошло, наверное, не менее трех часов. Все это время на стороне противника было тихо — только один раз донеслось несколько винтовочных выстрелов.

Гомбаш все более тревожился: что случилось с посланными? Неужели ловкий Бюкаш допустил какую-нибудь оплошность? В нетерпении Гомбаш давно уже всматривался в опушку леса вдалеке.

Но вот впереди на болоте шевельнулся куст. Возвращаются? Или — враг?

— Тихо, товарищи! — обернулся Гомбаш к бойцам, возбужденно заговорившим, когда кусты шевельнулись. Он снова продолжал настороженно всматриваться.

Кусты шевельнулись еще, между ними показался какой-то человек. Бюкаш! Конечно, он — в русской солдатской фуражке и старом австрийском мундире. Но кто это, так же пригнувшись, спешит вслед за ним? В незнакомой форме защитного цвета, на голове — кепи вроде французского, в руках русская трехлинейка со штыком. Чехословацкий солдат? Взят в плен? Но почему он с винтовкой? Следом, пригнувшись, идут еще два разведчика-венгра, последним — Гречихин. Все целы!

Минута, другая — и Бюкаш, почти до пояса измазанный в рыжей болотной жиже, спрыгнул в окоп. Его слегка полноватое, с крохотными усиками, румяное лицо сияло. Смахнув со лба пот, он обрадованно выпалил, показывая на чехословацкого солдата:

— Он вам все расскажет, товарищ командир!

— А почему винтовку не отобрали?

— Так он же сам к нам шел! Обрадовался, когда нас увидел.

Чех — молодой, ровесник Бюкаша, чем-то даже похожий на него, явно не понимающий венгерской речи, но, как видно, догадавшийся, что говорят о нем и кто здесь командир, вытянулся, взяв винтовку к ноге, четко отрапортовал:

— Големба Ян, солдат!

— Вы действительно хотели добровольно перейти к нам? — спросил Гомбаш по-чешски. Големба, услышав, что с ним заговорили на его родном языке, просиял.

— Да, да! — радостно заговорил он, показывая на разведчиков, которые привели его. — Они уже все знают, я им рассказал.

— Он нам почти сразу встретился, как к лесу подошли, — объяснил Бюкаш. — Глядим — лежит, озирается, будто что потерял. Мы думали, он не один. Но пригляделись — других нет… Нас не видит. Я говорю: будем брать живым! Только поднялись, а он вскочил — и навстречу: здравствуйте, очень рад вас видеть!

— Ну что же, очень хорошо! — Гомбаш улыбнулся Голембе. — Вы сделали правильный выбор. Больше вы ничем не рискуете. Мы вас отправим в тыл.

— Нет! Прошу вас, оставьте меня здесь! — Големба показал на свою винтовку. — Хочу сражаться вместе с вами за революцию в России и везде.

— Да вы сядьте пока! — предложил Гомбаш. — Вы, конечно, поможете нам сейчас? Нам очень важно знать намерения чехословацкого командования — здесь, на нашем участке.