Выходим на рассвете

Когда все разошлись, Корабельников, которому хотелось кое-что обдумать, остался в комнате, где заседал штаб, — в бывшей губернаторской столовой. Здесь от прошлого великолепия сохранился только пышный бронзовый канделябр на мраморном постаменте в углу. На канделябр члены штаба, когда сходились заседать, вешали кепки и фуражки. Длинный стол, за которым некогда изволили кушать его превосходительство с семейством и гости, был накрыт теперь вместо белой скатерти красным сатином, вокруг стояли разномастные стулья, собранные со всего дома. На белых, с прожилками под мрамор, стенах столовой, где раньше висело несколько больших картин, остались только крюки, на которых они были укреплены. Картины из столовой, как и вообще из губернаторского дома, где их было множество, передали в детские дома и в открытый в городе музей. Осталась в столовой только одна большая картина в золоченой раме, изображающая обнаженных наяд, резвящихся в волнах. Комиссия, отбиравшая картины, не сочла возможным определить этих наяд ни в детский дом, поскольку содержание картины не соответствовало возрасту его обитателей, ни в музей, так как выяснилось, что картина особой художественной ценности не представляет. Наяд собирались выселить из комнаты заседаний и на их место повесить какой-нибудь плакат или портрет, да так и не собрались. В конце концов к багету рамы гвоздями, поскольку в стену они лезли с трудом, прибили большую карту Сибири, взятую из губернаторского кабинета. Наяды, скрытые картой, перестали мозолить глаза и смущать умы, и уже никто не удивлялся: «Что это за голые бабы в штабе?»

Под картой, прикрывающей наяд, и сидел Корабельников на своем обычном месте за столом. Сидел, опершись головой на руки, погруженный в раздумье.

И на только что закончившемся заседании, и на предыдущих старались найти решение самого главного вопроса: как овладеть инициативой и подавить контрреволюцию, поднявшую оружие? Самое сложное было то, что исход борьбы зависел не только от обстановки, сложившейся в Ломске и вблизи него. По отрывочным сведениям, которые поступали от железнодорожников, Советская власть еще держится в городах на Сибирской магистрали западнее Айги — в Тюмени, в Омске. Значит, у чехословаков и белогвардейцев на линии западнее Айги тыл не очень прочен. Может быть, поэтому они еще не нашли достаточно сил для наступления на Айгу с запада. Плохо, что ни с Омском, ни с Тюменью, ни с Красноярском у ломского Совета связи нет. На только что закончившемся заседании штаба, когда зашла речь об этом, пытались найти способ связаться, да так ничего и не смогли придумать. Только помечтали: «Эх, если бы телеграф беспроволочный у нас был или аэроплан». Но увы, радиотелеграфной станции в городе не имелось, аэроплана тем более, — его в губернии если кто и видывал, то лишь на картинках или в кинематографе. Единственная надежда узнать что-нибудь о положении в других городах оставалась на железнодорожный служебный телеграф, который временами еще действовал. Но надежда непрочная. Обсудив последние сообщения из Айги, штаб решил направить туда еще подкрепление, но уже последнее. В городе оставили только небольшое количество красногвардейцев для охраны и патрулирования да интернациональный батальон, теперь уже неполного состава. Больше ослаблять силы в Ломске было никак нельзя.