Читаем Выхожу на связь полностью

Караульный огрел ее по голове.

Ее привели в кабинет последней. За столом шесть человек. Все высокие чины: майор, полковник, эсэсовец- штурмбанфюрер. Тут же пожилой офицер, говоривший по- русски, и белобрысый капитан, участвовавший в ее поимке.

Вопросы задает полковник, а пожилой переводит;

— Фамилия? Имя?

Ольга отвечает по «легенде».

— С кем была?

— Одна.

Стали спрашивать о работе, о шифре. Она замолчала.

Эсэсовец остановил полковника:

— На сегодня хватит. Завтра, после ночи, она заговорит!

Ее отвели в камеру-одиночку. «Ночью будут пытать?»

Она огляделась. Вонючее ведро в углу. Шершавые липкие стены. Она присмотрелась: стены сплошь иссечены, искорябаны надписями. На разных языках. Больше всего на польском. Есть надписи и по-русски. Она начала отыскивать, читать: «Как мало я сделал!», «Как хочется жить!», «Умираю за Родину!» Сколько их здесь перебывало, безыменных людей!.. Что расскажут кому-нибудь эти надписи с накорябанными инициалами или псевдонимами, такие же, как ее имя — Ольга?.. Как умирали эти люди?.. Наверное, по-разному… Но она знает, как завтра умрет она.

В камере стало темно, и уже невозможно было разобрать надписи. В углу что-то зашуршало. «Здесь кто-то есть?» И вдруг с ужасом догадалась: «Крысы!» Волосы шевельнулись на голове.

Крысы вели себя миролюбиво. Попискивали в углу, терлись о ведро. «Что же делать? Буду кричать!»

Она услышала тяжелые шаги в коридоре. «За мной?» Шаги прогромыхали мимо камеры. Солдатские, лязгающие, и меж них — тяжело шлепающие, шаркающие.

Каменные стены пробил нечеловеческий вопль. Он захлебнулся, перешел в бульканье.

Ольга оцепенела. Снова животный, угасающий крик.

Всю ночь тюрьма жила, как какое-то огромное, разбухшее истязаемое тело: шаги, крики, стоны, приглушенные стенами надрывные голоса. Всю ночь Ольга не смыкала глаз, прислушиваясь к этим звукам, страшась крыс, ожидая…

«Что же мне делать? Что делать?..»

Кто он?

На рассвете внизу, во дворе тюрьмы, раздались автоматные очереди, предсмертные крики. Ольга, поняла расстреливают. Крысы убрались в свои норы.

В коридоре послышались шаги. Они приближались к ее камере. Скребок ключа в двери. Дверь распахнулась:

— Ауфштеен! Встать!

Снова комната допросов. За столом все те же. Землистые лица. Кажется, что они отсюда и не уходили. Не из этой ли комнаты доносились всю ночь до Ольги жуткие крики?..

Переводит пожилой немец, участвовавший в нападении на дом Врубля:

— Ну-с, теперь будем говорить? Прежде всего шифр.

Она молчит, мотает головой.

— Впрочем, можете себя не утруждать. Полюбуйтесь!

Перед ней раскладывают на столе таблицы кода, целую стопку ее расшифрованных радиограмм.

— Как видите, мы умеем разгадывать секреты. Вернемся к вашей персоне. Рассказывайте о себе.

Она начала отвечать. Конечно же, о предателе Юзефе и об Анне они знают. Да, она радистка этой группы. Осталась одна. Работала одна. Сведения собирала сама…

Ее обрывали. Сбивали. Запутывали. Она поняла: отвечает невпопад.

Но гитлеровцы за столом удовлетворенно кивали. В чем дело? Она стала прислушиваться к голосу пожилого немца, переводившего ее ответы. Он поправляет ее! Когда она ошибается в деталях и датах, он называет те, которые она говорила прежде! В чем дело?

Она начала внимательно разглядывать переводчика. Приземист. Обрюзгший. Розовая лысина в венчике каштановых волос. Железный крест на мундире. Типичный гитлеровец-солдафон. Почему он ей помогает?..

— Сделаем перерыв, господа, — предложил один из офицеров. — Пора пить кофе.

Все вышли, с Ольгой остался только пожилой немец переводчик. Он подошел к ней, тихо сказал:

— Если предложат работать на германскую армию, не отказывайтесь. Это даст вам возможность выйти из тюрьмы.

— Нет, продажной шкурой я не стану! И вам я не верю!

— И не надо. Я советую только одно: если будут предлагать работу, соглашайтесь. В остальном я вам помогу.

Он вернулся к столу.

После перерыва допрос продолжался.

Потом немцы стали о чем-то тихо совещаться. Ольга разобрала только слово «шпиель» — «игра» и обращенное к молодому капитану: «Браухен зи зи?» — «Нужна она вам?»

Наконец гестаповец в черном мундире повернулся к ней:

— За вред, который вы нанесли великой Германии, вы заслуживаете только смертной казни. Но мы предоставим возможность искупить вину. Требование одно: повиноваться и выполнять. Согласны?

Переводчик, пожилой немец, наклонил голову, как бы говоря: «Соглашайся».

— Что выполнять? — упрямо спросила Ольга.

— Так… разные поручения, — сказал переводчик и сам за нее ответил по-немецки:

— Она согласна. Зи ист айнферштанден.

Во дворе тюрьмы легковая машина. Ольгу усаживают меж двух солдат. Капитан и переводчик садятся рядом с шофером. Двери тюрьмы раздвигаются. Машина выезжает на улицу. Куда ее везут?..

Автомобиль выезжает за город. Рябь деревьев вдоль шоссе. Одна деревня, вторая… Будка часового. Двор. Все, приехали.

— Вы в отделении армейской контрразведки, — говорит пожилой офицер. — Герр капитан Кристианзен — начальник отделения. Я заместитель, меня зовут Курт Отман.

«Контрразведка! Этого еще не хватало!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза