Выключи свет – и увидишь звёзды

– Мы об этом еще поговорим, доедай завтрак, я прихвачу свой чемодан, и сразу поедем.

Адель села за руль. Минул час с тех пор, как они покинули отель, а она так ничего и не сказала; Джереми не замечал проплывающего за окном пейзажа – ни кипарисов на холмах, ни огненно-желтых полей люцерны. Он смотрел лишь на Адель.

Они остановились у первой же автомастерской, чтобы починить пробитое колесо. Адель предложила Джереми прогуляться и поговорить.

– Почему ты не рассказал мне о настоящей причине твоего отъезда?

– Вы о том, что меня обвинили в воровстве в церкви, где я играл на органе? А вы почему не подали виду, когда об этом узнали?

– Я не должна была открывать твой бумажник, это было неправильно с моей стороны. Но ты об этом догадывался и тоже не подал виду.

– Важно не то, как вы поступили, а то, что вы обо мне подумали.

– Ни о чем я не подумала.

– Наверняка решили, что я вор.

– Ты же знал, что виновна жена пастора, почему ты позволил обвинить тебя вместо нее?

– А вы-то откуда это знаете?

– Пока ты спал, я позвонила в полицию. И там мне сказали, что дело уже закрыто.

– Некоторое время назад жена пастора помутилась рассудком, ее дела шли все хуже. Она не воровала эти безделушки, она их перекладывала и сразу же забывала куда. Пастор об этом знал, но молчал, заботясь о ее репутации. Когда прихожане спрашивали у него, куда подевалось распятие или молитвенник, он так терялся, что у меня ужасно портилось настроение. Сначала я старался погромче играть перед началом мессы, чтобы их отвлечь, когда они входили в церковь. Но тут жена пастора вызвала полицию и обвинила меня в воровстве. К тому моменту я уже нашел тот рекламный буклет и решил уехать. А вам, подумать только, пришло в голову звонить в полицию… Как будто я мог сочинить всю эту историю с буклетом. К тому же я немногим бы рисковал, если бы все рассказал. Они ведь не собирались выдавать международный ордер за дешевые безделушки? В любом случае пастор в конце концов сознался.

Адель провела рукой по щеке Джереми.

– Вы меня гладите по щеке, как ребенка… вы что, чувствуете себя виноватой, потому что ошиблись насчет меня?

Адель посмотрела в глаза Джереми и молча улыбнулась. Тогда он убрал ее руку и глубоко вздохнул.

– Я знаю, что вы хотите мне сказать, даже если вы сами не находите слов или сил сказать это вслух. К полудню мы въедем в одну деревушку, там будет автобусная станция, я видел вчера на карте. Там вы меня и высадите. Не беспокойтесь, со мной ничего не случится. Найду подработку в автомастерской или еще где, а когда накоплю достаточно денег, куплю себе старенькую машинку и продолжу мое путешествие. Не делайте такого похоронного лица. Мне было с вами хорошо, даже этот завтрак на корабле был не так уж и плох. И каждый раз, когда вы будете замечать в небе маленький самолет, будете вспоминать обо мне. А я, каждый раз, как буду проезжать мимо фермы, буду думать о вас. Иногда, на поворотах, буду представлять, что вы сидите рядом со мной. Может быть, я даже буду с вами разговаривать. Другие водители будут думать, что я не в своем уме, раз болтаю сам с собой, а мне будет приятно, потому что эта сумасшедшинка у меня от вас. Это важно – хранить воспоминания о приятных моментах, которые мы прожили и которые уже не вернутся; когда мы помним о них, мы понемногу воруем время у вечности.

Адель посмотрела на него долгим взглядом.

– Ты кого-нибудь уже ждал? – спросила она. – Это очень важно – научиться ждать… Нам пора ехать, колесо отремонтировали, и у нас впереди еще несколько десятков километров.

Джереми хотелось так много всего обсудить с Аделью, прежде чем он выйдет из машины, но, как назло, он не мог вымолвить ни слова. Джереми не мог понять, что с ним творится и почему ему сейчас так больно. Он вспомнил, как влюбился в Камиллу с первого взгляда, как одним злополучным вечером он с колотящимся сердцем ждал, что она побежит ему навстречу и расцелует его у этого проклятого забора, а она просто помахала издали рукой. Джереми вспомнил, как однажды пришел в мастерскую отца, окликнул его и не дождался ответа. Вспомнил, как сильно ему не хватало внимания матери; но ни одно из этих болезненных воспоминаний не огорчало его так, как эти почти уже два часа вынужденного молчания рядом с Аделью.