Ноукс начинал заниматься греблей в студенческой команде[75]
Университета Кейптауна, но его путь резко изменился, когда однажды утром в начале 1970-х тренировку отменили из-за сильного ветра. Его товарищи по команде отправились домой, а Ноукс решил остаться и побегать вокруг ближайшего озера. Через сорок минут его охватило незнакомое ощущение — классическая и неуловимая эйфория бегуна. Отчасти благодаря этой причуде химии мозга он быстро увлекся новым видом спорта и в итоге переключил свои профессиональные интересы с клинической медицины на исследования, связанные с бегом. Он пробежал более семидесяти марафонов и ультрамарафонов, в том числе семь раз финишировал на знаменитом пробеге на 90 км Comrades Marathon в Южной Африке.В лаборатории у него довольно рано проявилась склонность к «разрушению стереотипов», как это называет Фостер. На знаменательной конференции спортивных ученых перед Нью-Йоркским марафоном 1976 года[76]
, в разгар первого бума бега трусцой, большинство докладчиков рассказывали о невероятной пользе бега для здоровья. Ноукс же представил отчет с описанием сердечного приступа у опытного марафонца, пошатнув популярное тогда представление о том, что бегуны на длинные дистанции не подвержены закупорке артерий. В 1981 году он сообщил о случае с сорокашестилетней Элеонорой Сэдлер[77], упавшей в обморок во время Comrades Marathon, и диагностировал ее проблему как гипонатриемию, вызванную слишком большим количеством выпитой жидкости, а не более распространенную, когда спортсмены пьют слишком мало. Потребовалось еще два десятилетия — и несколько смертей[78], — прежде чем научное сообщество полностью признало опасность чрезмерного употребления жидкости во время физических упражнений.В том же году Ноукс стал одним из основателей Лаборатории спортивных достижений, расположенной в подсобном помещении отделения физиологии Университета Кейптауна. В их распоряжении был единственный велотренажер и почти не работающая беговая дорожка. Исследователи начали приглашать в лабораторию спортсменов и определять максимальный объем потребляемого кислорода, потому что, как считал Ноукс, «чтобы быть специалистом в области спорта в 1981 году, необходимо было иметь аппарат для определения VO2
max». Однако довольно быстро Ноукс разочаровался во взглядах А. В. Хилла. Однажды в самом начале работы лаборатории он с разницей меньше часа протестировал известного бегуна на средние дистанции Рики Робинсона[79] и победительницу ультрамарафона Comrades Исавель Рош-Келли[80]. И, несмотря на очень разную скорость бега, показатели VO2max у них оказались одинаковые. Ноукс сделал вывод: «Ясно, что показатель VO2max бесполезен, потому что у мужчины, пробегающего милю быстрее четырех минут, он ничуть не выше, чем у женщины, имеющей результат на миле пять минут».В следующие десять лет Ноукс искал способы лучше предсказать и измерить уровень выносливости, а также другие объяснения очевидных пределов, в которые упирались бегуны (такие как Робинсон и Рош-Келли), когда в конце теста из-за усталости были вынуждены сойти с беговой дорожки. Хилл и его последователи сосредоточились на кислороде: на предельных режимах работы организма сердце было неспособно доставить больше кислорода к мышцам или мышцы не могли извлекать больше кислорода из кровотока. Первая идея Ноукса, как альтернатива VO2
max, появилась в конце 1980-х и заключалась в том, что ограничивающий фактор — сократительная способность[81] самих мышечных волокон; но эта теория потерпела крах.К 1990-м Ноукс стал всемирно известным гуру бега, благодаря бессмертной классической научно-популярной «Библии бега» (Lore of Running) — фолианту на 944 страницы[82]
, впервые вышедшему в 1985 году. В 1996 году Тим Ноукс получил одно из самых почетных предложений в мире физиологии физической нагрузки: выступить на Мемориальных лекциях в честь Джабиза Вольфе[83] на ежегодном собрании Американского колледжа спортивной медицины. Верный своей репутации, он решил поразглагольствовать перед авторитетной аудиторией о том, как все собравшиеся упрямо придерживаются «заскорузлых и замшелых» старых теорий, которые не подтверждаются «эмпирической наукой». И при подготовке к этому выступлению он неожиданно понял, почему смерти от истощения — как та, что постигла Генри Уорсли, — столь редки. Какой бы характер ни носили наши ограничения, что-то явно мешает нам слишком сильно выйти за пределы. И это не что иное, как мозг.