— Слезай, не нервируй водителя, — грустно пробормотал Грима, помогая ей перебраться с его колен на сиденье. Обратный путь был менее привлекательным, а потому и менее прытким, но в итоге, распутав клубок из собственных ног, Эовин села и вновь откинула голову назад, глядя на Гриму с лёгкой, немного пьяной улыбкой. Так же и он смотрел на неё, и от этого взгляда сердце у неё сжалось, и она решила, что ехать домой и заканчивать эту ночь ей ещё рановато.
— А мы можем поменять маршрут? — громко спросила она водителя. Тот лишь усмехнулся.
— Любой каприз за ваши деньги.
========== Часть 3. Шампанское вместо обезболивающего ==========
Часы в больнице почему-то не тикали. Время словно застыло. Казалось, должен был пройти как минимум час, а на деле пятнадцать минут — и только. Врач уверял, что таких экстремалов, как они, в новогоднюю ночь пруд пруди, и одного такого же, как и её спутник, уже доставили, так что им вдвоём в палате будет о чём поговорить. Может быть, оно и так, и для Гримы компания нашлась, но Эовин была совершенно одна, разве что бедняжка медсестра в регистратуре слонялась в поле зрения, зевая и заваривая уже третью чашку кофе.
Голова начинала ныть, и боль грозила разрастись до стадии «морфия мне, морфия». Пить надо меньше, надо меньше пить. Возможно, она бы смогла немного подремать — жёсткие сиденья металлических скамеек после двадцати четырёх часов на ногах и всего спиртного казались вполне удобными. А вот зато Гриму, из-за прихоти которого она вскочила ни свет ни заря, потому что, видите ли, у него подведение итогов года и презентация в семьдесят три слайда с анимацией, сейчас точно ничего не волновало: спал себе под наркозом, пока другие колдовали, и ни о чём не думал.
Эовин же заснуть никак не могла. Во-первых, хоть и прошло всего ничего, она прислушивалась к стуку дверей и ждала хирурга с новостями. Во-вторых, спать при сонной медсестре казалось очень некрасивым. И, наконец, в-третьих, нужно было придумать легенду для дяди и, что самое главное, для Эомера с Теодредом. Теоден при должном упорстве поверил бы и в «поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся, бинты». Вернее, у него просто хватило бы ума не задавать вопросов, на которые он не хочет получить ответ. Но вот братья… Правду не скажешь, но и ложь не придумывалась ни в какую. Сказать, что поднял тяжесть и грыжу заработал? Убедительно, но она тогда почему здесь? Не смертельно же, проводила и ладно, зачем сидеть и ждать новостей доктора, будто Грима ей чуть ли не родной?
Хороший вопрос. Такой же хороший, как и зачем ей сидеть сейчас. Ведь сейчас тоже ничего смертельного не произошло. По заверениям врача месяц отлежится — и будет как новенький. Да и в палату её сейчас не пустят.
Что сказать дяде? Сколько бы она ни думала, решение всё никак не приходило. Всё, что оставалось, — так это смириться с тем прискорбным фактом, что одна едва протрезвевшая голова вряд ли что-то придумает. Правда, и на вторую, пребывающая в объятиях наркоза, тоже полагаться не стоило. Времени у них было где-то до полудня, пока семья не проснётся и не хватится её. Эовин откинулась на спинку скамьи, прикрыла глаза и стала ждать врача, надеясь, что за это время светлая мысль придёт ей в голову, и позднее ей не придётся никому объяснять, как так вышло, что Грима заработал перелом члена, а она совершенно случайно оказалась рядом.
Конечно, она оказалась рядом в этот злосчастный момент совершенно не случайно. Собственно, и произошло всё по её вине. Почти. Они приехали к нему домой, выпили по бокальчику шампанского — и допили всю бутылку, чтоб не выдохлась. Немного поболтали, включили музыку, потанцевали чуток, настроение, которое было в такси, вернулось. А потом она зацепилась пальцами ног за ковёр, упала и сильно приложилась ладонью об пол. На этом моменте и нужно было сворачиваться клубочком на диванчике и заваливаться спать, но нет. Грима решил поработать медбратом: обработал ссадину, лёд приложил — и всё это безо всяких там заигрываний. Никаких поцелуев, чтобы боль быстрее прошла, никаких «до свадьбы заживёт» и подмигиваний. На испарявшееся действие виски наложилась новая доза алкоголя, настроение у Эовин от этой заботы поползло вверх и приняло ярко выраженный романтический оттенок. «И нет в нём ничего такого, — думала она. — Ну, зубы жёлтые, так от сигарет же. Кожа нездорового цвета? Столько, сколько он, с бумажками возиться — и не таким бледным станешь. Брови?»
— А почему у тебя нет бровей? — внезапно спросила Эовин слегка заплетающимся языком и стала вглядываться в его лицо так, словно никогда прежде не видела.
Грима нахмурился, но, видимо, у неё была до того невинная и беззлобная мордашка, что он тут же расслабился и расплылся в неловкой улыбке.
— Ты хочешь узнать об этом прямо сейчас?
Эовин кивнула, как качающий головой зайчик на бардачке машины.