– Ты имела в виду твой паспорт, – достал из ящика стенки удостоверяющий личность документ. – На.
Мария открыла паспорт и долго всматривалась в фотографию шестнадцатилетней девушки, словно вспоминая себя в этом возрасте.
– Не помню себя в этом возрасте – хоть убей. – Глаза наполнились грустью и досадой. – Я тогда была уже выпускницей детского дома, но у меня нет ни одной фотографии той поры. Может, у меня и правда амнезия?
Егору стало жалко свою заблудившуюся вторую половинку. Он осторожно предпринял вторую попытку её обнять. Она не отстранилась, позволив прижать её к себе. Поцеловать. Он начал осторожно, чтобы не спугнуть её своим натиском, сдерживая себя и контролируя охватившую его страсть. Но её запах затуманил мужской мозг, и, потеряв контроль, словно от принятого наркотика, он полностью отдался своим чувствам. Рывок, и диван раскинулся, приглашая пару на своё ложе. Голова закружилась, как раньше в парке аттракционов. «Т-т-т» – раздался на паркете странный звук.
Он словно одержимый стал снимать с неё одежду, ища и находя на женском теле всё новые и новые подтверждения своей жены. Всплеск тестостерона лишил его окончательной возможности понимать происходящее. Он только повторял и повторял её имя. Словно голодный зверь, он никак не мог «наесться» женской плотью, как будто запасаясь этим волшебным состоянием впрок.
Его организм насытился лишь под утро, когда за окном появились первые полоски света. Жена, почувствовав его полное опустошение, благодарно поцеловала его в живот и, повернувшись к нему спиной, свернулась калачиком. Всё как раньше. И поцелуй, и калачик! Егор впервые за долгое время почувствовал себя совершенно счастливым человеком. Несмотря на полное опустошение, хотелось не спать, а петь. Было страшно закрывать глаза. Погрузиться в сон, а проснувшись, узнать, что всё это только сон. Грачёв ущипнул себя за руку, до боли, и чуть не вскрикнул.
В тот поздний вечер Светлана выбежала из комнаты, наспех накинув пальто и шапку. Дочь спала или делала вид, поскольку их крики могли поднять и мёртвого. Егор даже не пытался её остановить. Всё равно не удалось бы. Ведь он никогда ей такого не говорил. Наболело…
Он стоял у окна и смотрел, как их автомобиль срывается с места и, выходя из небольшого заноса, выезжает из двора на проезжую часть улицы. Ночью его разбудил телефон. Голос начальника мягко попросил приехать в отделение.
Приехав в отделение, он сразу обратил внимание на какую-то гнетущую атмосферу, словно случилось что-то из ряда вон выходящее. В последний раз такие лица сослуживцев он видел, когда у сбербанка расстреляли наряд милиции, выехавший туда на сработавшую сигнализацию.
– Машина, – первое, что сказал ему дежурный по отделению. – Ты знаешь, где твоя машина?
– Знаю, а что? – Ему не хотелось посвящать всех в свои семейные дрязги.
– ДТП, – с похоронным выражением лица проронил дежурный.
– Вот сука! – непроизвольно ругнулся Грачёв. – Докаталась!
В дежурку стали приходить сотрудники. На лицах читалось сопереживание. Появился и начальник отделения майор Козлов.
– Тебе уже сказали? – облегчённо выдохнул начальник.
– О ДТП? Да, – кивнул капитан, чувствуя нарастающую тревогу. – Ну и где моя жёнушка? Она виновная, наверное, в аварии? Где она сама? В больнице?
– Нет, она там осталась, в машине. – Начальник произнёс фразу затухающим голосом, так, что «в машине» больше удалось угадать по губам, чем услышать.