Еще одной опасностью был немецкий танк, скрытый на низкой дороге между насыпями. Защититься от него могли только те, кто умел реагировать мгновенно: башни немецких танков поворачивались медленно, поэтому у американцев оставалась надежда успеть сделать хоть один выстрел первыми. Если даже в стволе не было заранее припасенного бронебойного снаряда, удар зажигательного снаряда, начиненного белым фосфором, мог ослепить вражеский танк, а то и напугать его экипаж и заставить покинуть машину.
На окаймленных кустами полях танки были уязвимее всего, когда входили на них или выходили через просвет в кустарнике. Методом проб и ошибок джи-ай отыскивали способы избежать таких ловушек. Сопровождавшая танки пехота пыталась проделывать проходы в кустарнике «бангалорскими торпедами», но это оказалось неэффективным: во-первых, насыпи были слишком плотными, во-вторых, требовалось не так уж мало времени, чтобы вкопать заряд в землю. Саперы применяли обычную взрывчатку, но ее требовалось слишком много.
Наконец сержант Кэртис Дж. Кьюлин из 102-го разведбатальона 2-й танковой дивизии нашел отличный выход из положения. Какой-то солдат предложил навешивать спереди на танки стальные бороны – тогда можно будет срезать кусты. Над солдатом посмеялись, а Кьюлин взял и провел в жизнь рационализацию – приварил к танку пару коротких стальных кольев. Демонстрацию результатов наблюдал генерал Брэдли и тотчас отдал приказ разрезать и использовать для этих целей захваченные на берегу немецкие противотанковые надолбы. Так родился «танк-носорог». Умелому механику-водителю требовалось чуть меньше двух с половиной минут, чтобы пробить туннель в насыпи и кустарнике.
Одним из самых нелюбимых солдатами, но очень важных заданий было дежурство в ночных дозорах. Дозору, которым командовал, как правило, сержант, ставилась задача: захватить языка или хотя бы действовать в качестве боевого охранения на случай внезапной атаки противника. В районе Сен-Ло, например, немецкие парашютисты имели обыкновение по ночам незаметно подползать к американским позициям и забрасывать их гранатами. Вокруг ночных дозоров сложился целый фольклор. В связи с этим военный историк Форрест Поуг писал: «Я беседовал с достаточным числом солдат, чтобы поверить в историю об одном американском и одном немецком дозорах, которые заключили между собой джентльменское соглашение и несколько дней не мешали друг другу по очереди посещать винный погребок на ничейной земле». А старший одного дозора рассказал историку, как его солдаты сообщили начальству, будто бы со всех сторон окружены противником, а сами тем временем трое суток пользовались в некоем крестьянском доме любезным гостеприимством двух пухленьких молодых француженок. Но если это и правда, такие случаи все же следует считать исключением из правил. Очень мало кто из солдат, особенно горожан, горел желанием покинуть надолго свой взвод, где среди товарищей чувствуешь себя спокойнее. Кроме того, в американских частях было принято посылать в дозоры свежее пополнение, чтобы поскорее приучить новичков к условиям на передовой. Зато для сержанта, который получал в подчинение перепуганных новобранцев, готовых в темноте палить куда угодно, ночной дозор становился сущим наказанием.
Осуществляя пополнение войск личным составом, американская военно-бюрократическая машина проявила прискорбное отсутствие воображения. Во-первых, поначалу эта система называлась «заменами», что само по себе было неудачным термином, поскольку подразумевало, что солдат прибывает на место убитого предшественника. Лишь через несколько месяцев догадались найти более подходящее название: «пополнение». Но название мало что меняло: свежее пополнение было совершенно необученным и неподготовленным к тому, что ожидало его на фронте. «Более молодые солдаты, особенно из прибывшего одновременно со мной пополнения, – докладывал лейтенант 35-й дивизии, – не являются солдатами в полном смысле слова. Они слишком молоды, чтобы убивать, и слишком слабы, чтобы переносить тяготы и лишения на поле боя».