У нашего соседа в Калькутте, мистера Дхиян Сингха, с которым мы подружились, семья была тоже большая. Его старшая дочь Сурджит и моя сестра Гурмит придумывали интересные прогулки с пикниками, вечеринки, походы в кино. Иногда мы плавали на лодках до «садов Эдема» и в другие места. Я купил кинокамеру и начал снимать любительские фильмы. Я запечатлел на пленку виды Хугли и лодки рыбаков, выходящие по утрам в море. Однажды я поплыл с рыбаками и отснял весь процесс — забрасывание невода, ожидание улова и вытаскивание невода с рыбой. Так я познакомился с жизнью рыбаков. После этого я более серьезно занялся киносъемками и создал несколько короткометражных фильмов.
Несмотря на это увлечение, я скучал по горам и мечтал о днях, когда снова хлебну свежего горного воздуха и услышу пение птиц. Я готовился к экзаменам в Индийскую военную академию. Сдав экзамены, я прошел военную отборочную комиссию и был принят в Академию в Дехра-Дуне на двухгодичный курс, после чего должен был получить офицерский чин. Я радовался, что снова поеду в Дехра-Дун. Как приятно снова встретиться со старыми друзьями и посетить знакомые места! Но когда я оказался в стенах Академии, понял, что жизнь курсанта — это совсем не то, что я думал.
Было очень трудно, и я знал, что через это надо пройти. Впереди были два года учебы. Свободного времени почти не оставалось. Со старыми друзьями я виделся редко. На учебу и строевую подготовку уходила масса времени. В Академии царили строгие порядки. Жизнь становилась все труднее, выходить из заведения без разрешения начальства не разрешалось. Я даже подумывал бросить учебу. Старшие кадеты мучали младших. Как ни печально, но больше всего издевались парни, с которыми я был знаком в Дехра-Дуне (они поступили в Академию на год раньше).
Однажды старшие курсанты (я их хорошо знал) приказали мне пойти в чужую роту. Один из них затащил меня в комнату, где были еще два старших кадета, и тут я понял, что мне не сдобровать.
— Тебе следует искупаться, — заявил мне один.
Ребята заставили меня сбросить рубашку и брюки и втолкнули в ванную комнату. Там стояли два ведра с холодной водой. Кто-то вылил на меня из ведра воду. Дело было в феврале. Я дрожал от холода.
— Этого мало, — сказал другой кадет и выплеснул на меня содержимое еще одного ведра.
Было ужасно неприятно, но я стоял молча. Наконец, кадеты потребовали, чтобы я поставил себе на голову большой ящик. Они знали, что ящик тяжел и долго я его не продержу, но на мою просьбу помочь мне снять его с головы ответили отказом. Я разозлился, швырнул ящик им под ноги и крикнул:
— Идите к черту!
Оказалось, что ящик не был закрыт — крышка открылась и из него
— Тебя накажут за грубое поведение!
Они угрожали, ругались, но я смолчал и вернулся в свою роту. Казалось, этот случай отрезвил их. Больше никогда они не приставали ко мне. Позднее я понял, что эти проделки, если они не выходили из определенных рамок, помогали новеньким быстрее привыкнуть к тяготам военной жизни и железной дисциплине.
Индийская военная академия расположена в семи-восьми километрах от города. Мне все не удавалось поехать в город на велосипеде. Первые полгода новичкам не разрешались отлучки, и они редко посещали город. К счастью, большую часть времени мы проводили на воздухе, хотя нам читали тоже и лекции. Учеба не доставляла мне особых хлопот, потому что я уже был знаком со многими дисциплинами, которые здесь преподавали.
Больше внимания в Академии уделяли строевой подготовке, физической тренировке, обращению с оружием и топографии.
Академия делилась на несколько подразделений, называвшихся по известным сражениям на фронтах второй мировой войны. Меня зачислили в подразделение Сангро, в которое входило сто пятьдесят курсантов. Начальство обращалось к нам так: «Джентльмены кадеты», или кратко «Джи Си». Ротой командовал высокого поста сикх — майор Бхагат Сингх, пехотный офицер. Особое внимание он уделял курсантам-сикхам — требовал аккуратно расчесывать бороды и завязывать тюрбаны За любую провинность он их наказывал и твердил, что сикх не может выглядеть опрятно, если не будет заботиться о своей бороде и тюрбане. Много времени уделял он и физической подготовке кадетов.
Нашим воспитателем был капитан Чопра из бронетанковых войск, человек строгий. Мы его побаивались. Он следил за нашим поведением даже в свободное от работы время.
— Пока вы учитесь в Академии, знайте, что и днем, и ночью вы всегда в строю. Не забывайте этого, — любил он повторять.
Не помню, чтобы капитан когда-либо улыбался. Он постоянно делал какие-то заметки в своей записной книжке. К моему удивлению, как-то капитан Чопра вызвал меня к себе и сказал:
— Мне кажется, вы мало участвуете в спортивных занятиях. Я вынужден сделать вам предупреждение.
Для меня это был удар, но я не протестовал, так как капитан не терпел возражений. Я лишь пробормотал:
— Так точно, сэр.