Выше Эвереста

Лишь к вечеру мы вернулись на базу. Шли переговоры о прекращении войны. 23 сентября неожиданно было объявлено перемирие. Военные действия в пограничных районах, где сражались регулярные части, прекратились, но диверсанты не сложили оружия, поэтому наши операции по ликвидации диверсантов продолжались.

Шел последний день сентября. Вместе с группой офицеров я выехал на джипе из леса, который мы только что очистили от диверсантов. В момент, когда мы въезжали на территорию базы, послышался выстрел. Я упал и потерял сознание. Когда наконец я пришил в себя, то долгое время не мог вспомнить, что произошло со мной на самом деле.

ВРАЧИ И ЗНАХАРИ

Я возвращаюсь к тому моменту, с которого начал свой рассказ. Процесс выздоровления в делийском госпитале шел медленно и мучительно. Особенно тяжело находиться в столице летом. Конец июня — здесь самый жаркий период года. Из-за жары я не мог проводить много времени на веранде, лишь рано утром в половине седьмого я просил санитаров помочь мне добраться до нее, где сидел, наблюдая за птицами, любуясь цветами и читая газеты. К половине одиннадцатого становилось невыносимо жарко, и я возвращался в палату. По вечерам на веранде все еще было душно, и до утра я оставался в четырех стенах палаты.

К счастью, по вечерам кроме родных ко мне приходили и другие посетители. Мать сидела со мной до половины одиннадцатого вечера и первой приходила и 8 часов утра. Мне надоело питание и однообразие больничного распорядка дня. Утром мать приносила и термосе чай, а к обеду из дома присылали обед.

Стало известно, что приз Арджуны мне вручит сам президент. Друзья и родные решили, что небольшая прогулка пойдет мне только на пользу. Другой орден, Падма Шри, которым я был награжден в апреле, уже получили все члены экспедиции, кроме меня. Генерал Джозеф, который отпустил меня с военной службы, настаивал, чтобы награды я получил сам. Я колебался, полагая, что появляться к президенту во дворец на каталке неудобно. До церемонии оставалась неделя. Видя мою нерешительность, друзья стали настаивать на том, чтобы 8 июля (церемония вручения была назначена ни этот день) я сам отправился в Раштрапати Бхаван. Утром пришел Сарин и тоже стал уговаривать меня. Госпиталь предоставил для поездки машину скорой помощи. Мать сопровождала меня во дворец. Поездка в машине скорой помощи под палящими лучами солнца была мучительной. Всю дорогу меня терзала жажда. Вместе со мной в машине находились медсестра и санитар. Когда мы прибыли в Раштрапати Бханли, меня усадили в инвалидное кресло на колесах. Несмотря на то, что я пил много воды, тело мое горело, и хотелось приложить к груди кусок льда.

Мой брат Соми быстро покатил меня в коляске по длинным коридорам президентского дворца. Мы поднялись на лифте и оказались в парадном зале. Там уже собрались большинство участников экспедиции, а так же члены Индийского альпинистского фонда. Был среди них и Сарин. Все приветствовали меня, а я стеснялся; нервничал и жалел, что приехал. Было приготовлено специальное место для моего кресла. Соми подвез меня к нему, и все члены экспедиции и друзья подходили ко мне здороваться. Некоторые говорили, что я выгляжу лучше, а по выражению лиц людей, не посещавших меня в госпитале, я понял, что они считают меня безнадежно больным.

Приз Арджуны дается за спортивные достижения. За год его получают не более семи-восьми человек. В том году, благодаря успехам нашей экспедиции, число их возросло. Мы особенно радовались, что награда дается всей группе, а не отдельным спортсменам. Я знал, что это идея Сарина.

Вскоре началась церемония. Появился президент д-р С. Радхакришнан в окружении элегантных адъютантов. Он остановился на высокой платформе. Все встали. Только я сидел. Альпинистов вызывали по одному и вручали награды. Пришла и моя очередь. Мне показалось, что кровь прилила к лицу. Под аплодисменты меня подкатили к президенту. Он, забыв о протоколе, спустился с платформы, покрытой красным ковром, взял меня за руки и вручил диплом.

Церемония была короткой. В своей речи президент особо отметил меня, что, конечно, было радостно и приятно. Президент ушел. Журналисты, фотокорреспонденты и телеоператоры устремились ко мне.

Я так устал, что в госпитале чуть не потерял сознание. Лицо горело. Может быть, мне не следовало ездить на церемонию вручения орденов. Вскоре Сарин сказал, что генерал Джозеф склоняется к тому, чтобы направить меня в Англию в Стоук-Мандевильский госпиталь. Сарин добавил, что этим вопросом генерал уже занимается.

Нередко приходили письма от племянницы полковника. Очевидно, она не ждала ответа на каждое свое письмо. Время от времени я давал весточку о себе через Соми — он рассказывал ей о моем самочувствии.