Выше нас — одно море

— Ах! Опять не придет. Ну что ж… Вот вы говорите, не сможет?! Да он просто боится. Стыдно ему. Стыдно — потому и не может. Но я же… Я ведь… И Верочка ждет.

Она вдруг села и, уронив голову на руки, откровенно, не стесняясь Виктора, заплакала. Видимо, долго сдерживаясь, она придумывала для дочери да, возможно, и для себя всевозможные причины, из-за которых отец не может прийти домой. Растерявшись от неожиданности и не зная, как поступить, Виктор машинально встал.

— Простите меня, но… я… мне нужно на пароход. Понимаете… Отход и все такое. А вы… не расстраивайтесь очень-то!.. Все уладится, — неуклюже попытался успокоить он женщину, хотя толком не понимал, что и как должно уладиться. — Может, что-нибудь передать Александру Федоровичу?

Жена тралмейстера по-детски, кулаком, вытерла слезы, снова надела очки и глянула на Виктора благодарно и немного смущенно.

— Благодарю вас, но… передавать ничего не нужно. Он сам все знает.

Голос ее окреп и зазвенел:

— Скажите только, что у нас все хорошо. А деньги… ну что ж. Деньги, конечно, нужны, хотя мы с Верочкой пока обходились.

Она взяла со стола деньги, постояла, будто что-то вспоминая, потом вдруг предложила Виктору:

— А вы чаю горячего не хотите? Я сейчас.

— Нет, нет! Что вы?! Благодарю вас, — запротестовал Виктор, хватаясь за шапку. — Мне надо бежать. Извините.

— Ну, что ж! Тогда… А впрочем, нет! Не надо. Ничего не надо, просто передайте, что у нас все хорошо. И все.

— Хорошо. Я так и передам. До свидания.

— До свидания. Спасибо вам.

Спускаясь по бетонной лестнице к проходной рыбного порта, Виктор пытался догадаться, что же произошло между тралмейстером и его женой, но он слишком мало их знал и понять, в чем дело, не мог. Поэтому он совершенно не намеревался предпринимать какие-либо конкретные действия, но, когда пришел на судно и встретил напряженный, ожидающий взгляд старшего мастера, вдруг выпалил ему, точно бросился в омут головой:

— Верочка ваша заболела, Александр Федорович. Температура и… скорую, в общем, вызвали.

— Что-о?! Верочка?! Ух! Черт!

Несколько минут спустя тралмейстер, перешагивая сразу через две ступеньки трапа, выскочил на причал и почти побежал к проходной.

Только теперь до сознания Виктора начал доходить смысл того, что он натворил, что сейчас произойдет в квартире Чайкина? А потом? Не лучше ли ему заранее исчезнуть с судна, не дожидаясь бури? И дернуло ж его за язык!

Между тем судовая жизнь шла своим чередом. Судно готовилось к отходу. Шурыгин поручил Виктору проверку снабжения, которое грузчики небрежно валили на палубу, затем ему пришлось убирать в сетевую наиболее дефицитные вещи. Время уже приближалось к одиннадцати, когда Виктор услышал голос Шурыгина:

— Ого! Ты смотри! Чайкин-то…

Холодок пробежал по спине Виктора от недоброго предчувствия, но, взглянув на причал, он увидел, что тралмейстер шел… с женой. И нужно было видеть, как внимательно и бережно поддерживал он ее, спускаясь по трапу на палубу „Ардатова“, какая откровенно-счастливая, чуть смущенная улыбка сияла на его чисто выбритом и раскрасневшемся от мороза лице. Темное пальто с аракулевым воротником плотно облегало могучую фигуру, а обычный чемодан в его руке казался игрушечным. В свертке, притороченном к чемодану, обрисовывались полуболотные сапоги, а вместо них на ногах Чайкина сверкали белоснежные бурки. Матросы, собравшиеся на палубе, улыбаясь, приветствовали тралмейстера, явно радуясь происшедшей в нем перемене. Счастливо-рассеянный взгляд айкина случайно наткнулся на Виктора.

— А-а! Это ты, чертов салажонок. Надул, говоришь, старшего мастера? Да? Смотри у меня!

Однако все выражение его лица говорило о том, что такой обман ему приятен и наигранно угрожающий жест огромного кулака следует воспринимать совсем по-другому. С благодарностью и неизъяснимой теплотой глянули на Виктора влажные от счастья, чуть прищуренные глаза из-под очков. Жена Чайкина прошла вслед за мужем в каюту, а на душе у Виктора осталось приятное чувство удовлетворенности.

Таисия Астапенкова

журналист, долгое время прожившая на Севере, автор сборника стихов „Тропинка к морю“, выпущенного Мурманским издательством.

Зови меня отцом, Васятка

Море лениво играло волной, будто перекатывало застоявшиеся мускулы. „Кильдин“ возвращался в порт. Тихие, утомленные длинным полярным днем, плыли навстречу сопки, кое-где тронутые черными подпалинами. Лето было на редкость сухим, и скудные пластинки торфа истлевали на солнце стеклянным дымком. В мягких овалах сопок, в тесных молчавших лощинах уже копилась предосенняя грусть.