Выше нас — одно море

С тех пор боцман стал для Димки врагом номер один. Но и тут пес повел себя не так, как другие собаки. Он просто избегал попадаться боцману на глаза. Правда, поговаривали на судне, что якобы капитан как-то срочно вызвал к себе боцмана, а тот в это время после подвахты отдыхал. Его разбудили. Он мигом встал, надел один сапог, а второго на месте не оказалось, он и в рундуке смотрел, и в ящике стола, не нашел.

Решил надеть ботинки, но второго тоже не обнаружил, бросился за тапками и тех не было, вернее, один лишь валялся.

„Димкина работа“, посмеивались матросы. Но в точности никто не знал, так ли это. Были и сомневающиеся. Уж больно мудреное дело, чтобы Димка догадался утащить из каюты всю обувь только на левую ногу…

Шло время. Обстановка на промысле складывалась благоприятно. Рыбу едва успевали убирать и обрабатывать. Вахты сменялись подвахтами. Все уставали, все недосыпали. Но промысловики такую пору не хают. Рыба ловится, и это главное. Собраний, конечно, тогда не устраивали.

А уже на переходе домой в самый раз подвести итоги. Вот и собрались снова в красном уголке. Пришел и Димка. Сидит как ни в чем не бывало. Боцман в двух шагах, а пес и глазом не ведет. Началось собрание. Выступали капитан, помполит, рыбмастер. Взял слово и боцман.

Вышел вперед, откашлялся и только первые слова произнес, как вдруг послышалось неожиданное для всех „Гав“.

Боцман, однако, не обратил на это никакого внимания, только голос повысил. Но за каждым его словом, точно рефрен, следовало:

— Гав! Гав! Гав!

Ну, президиум, конечно, возмутился. Прогнали Димку. Он ушел, но когда закончилось выступление боцмана, снова появился, правда, вперед не полез, а уселся у самой двери.

Выступлений было много. И тралмейстер, и рыбообработчики, и консервный мастер, и механики — все говорили. Димка сидел, посматривал на выступающих, но не так внимательно, как раньше. По ходу собрания возникли какие-то спорные вопросы. И боцман снова взял слово. Только встал, только начал говорить, а у Димки правое ухо — дыбом, и он во все горло:

— Гав! Гав! Гав!

Тут уже все рассмеялись. Злопамятным оказался пес. Ну, боцман после собрания сразу распорядился, чтобы этого чертового дворняги и духу не было на БМРТ.

— Как в порт войдем, гнать в три шеи!

…Бедный Димка. Так вот, оказывается, в чем причина твоей неоседлости.

Николай Кулаков

журналист, более двадцати лет работающий в Заполярье, сотрудник областной газеты „Полярная правда“, автор книги рассказов „Винтовку для Одиссея“.

Букет гладиолусов

Петя Василисин пришел на свой тралец с букетом гладиолусов.

— Смир-рно! Равнение на жениха! — крикнул на всю палубу Витюшка Гвоздев, самый большой балагур в их экипаже, а может быть, и во всем рыбацком флоте.

— Да это не цветы — метла какая-то, — проговорил куривший у борта машинист Морозный. — Отнеси боцману. Палубу хорошо ими драить…

Букет, и верно, был не очень привлекательным: распустились только самые нижние бутоны. Остальные же дремали, закутанные в листья, чуть-чуть выставив багряные головки.

— Ерунда! Поставим в воду — все распустятся. И будет наша каюта судовым розарием, — улыбнулся Дмитрий Березнов, главный Петькин приятель. — Так что просю в гости, как говорят одесситы. Будем после вахты забивать козла и дышать ароматом.

Только Иван Баклажанов, консервщик, не сказал ничего. Он стоял, привалившись к роликовой тумбе, грузный и угрюмый, с багровым шрамом на правой щеке. Он вообще был молчун, их консервщик. За рейс выдавит из себя десятка два слов, да и то не за каждый.

…В первом часу ночи вышли из Кольского залива. Все, кроме вахтенных, спали в каютах. Впрочем, не все. Не спал Петр Василисин. Он с восхищением смотрел на ночное небо, такое же светлое, как дневное, на отвесные скалы, возвышавшиеся над морем. Возле скал бесновался прибой. Высоко взлетали и рушились назад его пенистые валы. Казалось, что морю тесно в своем ложе, и оно хочет отодвинуть скалы, чтобы получить побольше простора.

Петр удивлялся — как быстро скрылось из виду устье залива. Ведь только что вышли оттуда. А где теперь устье — не понять, сколько ни шарь глазами. Везде одинаковые скалы. Да сопки в глубине берега.

Василисин отправлялся в море второй раз. Второй — не первый. Но ему еще не прискучили здешние суровые ландшафты. И, наверно, никогда не прискучат.

Берег удалялся. Его заволакивала серая туманная дымка. Возле бортов тянулись полоски пены и с шипением лопались пузыри.

В этом плавании тоже будут вахты и подвахты? Ладно, пусть будут! Теперь он выдержит. А в том, минувшем, стукнулся-таки к капитану: „Переведите в пассажиры!“ Слышал от кого-то на берегу, что есть такая отдушника для новичков. Денег он, конечно, за „пассажирство“ не получит. Зато спина отдохнет. Ломит ее все от постоянных поклонов с пикой.