Выше нас — одно море

Петр кинулся в каюту. Когда он снова появился на палубе, в его руках огневели гладиолусы.

Секунда — и багряные цветы закачались на зеленоватых волнах.

— Что, морского царя хочешь задобрить? — усмехнулся Гвоздев. Но тут же осекся под металлическим взглядом Дмитрия.

А консервщик Баклажанов, не торопясь, спустился с полубака, подошел к Петру и положил ему руку на плечо.

Гладиолусы еще долго были видны с корабля. Они сверкали, как багряные искры…

Евгений Рыбников

журналист, работал в газете «Рыбный Мурман», затем — первым помощником капитана в Мурманском траловом флоте.

Берет

Он приехал на Север в берете.

В Мурманске ноябрь встретил его тихим снегопадом. Но часто с белесых сопок скатывался в улицы ветер, церемонный танец снежинок превращался в метель, и тогда исчезала тишина. Он задумался: не купить ли ему шапку? Но так и не купил. Перед отъездом на Север друг подарил ему коричневый чешский берет. И он вполне обходился. Лишь беспокоился: а как же в море? А после узнал: там боцман выдаст казенную шапку.

Его направили на траулер, который в новогоднюю ночь уходил на Медвежинскую банку. График промысла не знает праздников. Удастся стоянка в праздник — радуйся, гуляй. А нет — не печалься. Так ему сказал боцман, не молодой и, видимо, бывалый моряк.

Боцман в тот раз крепко злился на флотских снабженцев и, ругая их «бюрократами, волокитчиками», возмущался: протянули резину до последнего дня! На складе у них, видите ли, нет шапок. А у меня они откуда? Судно из ремонта только что.

Он зло плевался через планшир и с обидой ворчал: «Чем думали, лопоухие? Ну, ладно, у ребят свои есть, а у новенького…»

Боцман взглянул на берет:

— Как промышлять будешь? На Медвежке студно.

— Обойдусь, может, — ответил он и еще сказал, погладив пальцами мягкое сукно:

— Чепчик не простой, заветный.

…Шторм, снеговые заряды, полярная тьма — все обрушилось на добытчиков. Он же с тоской в глазах смотрел на волны и не представлял, что может быть более неудобного для человеческой деятельности, чем это сырое и холодное царство. Но на траулере спешно готовились к промыслу. И моряки говорили:

— Это что… В прошлом году весь рейс лед скалывали. С ног падали.

Он, как и все, в положенное время выходил на вахту. Начинался промысел. Сонный после отдыха, надевал ватную одежду, поверх ее натягивал дождевую робу. Ладонями приглаживал берет. И удивлялся: до сих пор не только не заболел, но даже не схватил пустячного насморка.

На палубе разделывали рыбу. Матросские котиковые ушанки, цигейковые папахи коробились и белели от морской воды. Но что это? Один из них, тот, что подавал треску на «рыбодел», — без шапки! Длинные прямые волосы прядями расхлестывало по ветру. Парень тыльной стороной перчатки откидывал их назад, но наклонялся за рыбой, и они снова мешали.

— Где же твоя стильная шапочка? Жалеешь?

— Чтоб я ее жалел! — оскорбился подавальщик. — Море прибрало… Ветер, собака, сдул с головы.

— Не носи парус на голове, — заметил кто-то незлобно.

Он снял с головы берет и протянул подавальщику:

— Прикрой свою буйную, а то простынешь.

Тот молча взял берет.

…В семь тридцать его разбудили:

— На вахту!

Он увидел подавальщика опять простоволосым.

— Я до склянки и так поработаю, а берет на грелку в сушилке бросил. Ты пойдешь чай пить, не надевай его, может, подсохнет.

Но берет только нагрелся тем слабым теплом, что исчезает даже от мимолетного прикосновения ветра. И остался сырым.

— Ну как, просох? — спросил подавальщик, уступая ему место в ящике.

— Конечно! — ответил он бодро и еще сказал: — Теперь всегда надевай. Он у меня теплый.

Через день им двоим боцман принес собственноручно сшитые из старой фуфайки шапки. Неказистые, но теплые, с тесемками. А берет все равно пригодился. Засольщик обратился к его хозяину:

— Мне в трюме шапка ни к чему. Глухо в ней, жарко. Дай мне беретик?

И, уходя, пообещал:

— Я его потом постираю и на тарелке высушу. Что новый станет.

Промысел шел своим чередом. Летели полярные сутки. Стихали и снова начинались яростные штормы. Но вот рыба последнего трала убрана в трюм, и палуба отдраена до табачной желтизны.

Берет вернулся к хозяину поношенный, но чистенький… Рыбаки направлялись в порт.

После первых суток перехода встречные валы урагана снова ударили в грудь траулера. Крутые волны сотрясали судно, тяжело падали на его палубу, гнули переборки. Каждая минута грозила катастрофой.

Ураган начал стихать. Но еще пенились шестибалльные волны, свирепо гулял в холодном просторе ветер. Беспокойный тралмейстер выбрался на палубу. В его хозяйстве ураган натворил немало бед. Тралмейстер стал менять перетершиеся привязки, а его помощники возились у лебедки, расправляя и крепя сбившийся брезент. Работалось трудно: качка была еще сильной.

Внезапно шальная волна, своим ревом заглушая крик с мостика «Бере-ги-ись!», подхватила и вынесла тралмейстера от кормовой дуги, словно пушинку.

— Человек за бортом! — тревожно разносилось по судну.