Добропорядочные граждане магического мира давно имели зуб на их семью, некогда слишком богатую, а теперь слишком легко отвертевшуюся от наказания. Поэтому Малфой понимал, почему они так радостно навесили на него обвинение, не утруждая себя излишним разбирательством. А это говорило лишь об одном: на свободу ему больше не выйти. Тем более, что Драко и сам толком не знал, что там случилось. Он помнил, как получил письмо, как улетала прочь маленькая пестрая сова, как сам взмывал на метле в ночное небо. А дальше все растворялось в черной пугающей бездне, из которой проявлялись лишь смутные видения какого-то столика, почему-то белой кружки с глянцевым блестящим боком и чувство оглушающей ненависти к проклятой девице. Тот, кто хотел его подставить, безусловно, сделал это умело и ловко.
Драко тихо застонал и бросил обреченный взгляд на свое обиталище: ровные стены из грубого камня без единой щели, унизительно позорное ведро в углу, которое охранник каждый день брезгливо очищал взмахом волшебной палочки, и грубо сколоченная лежанка с серым засаленным одеялом — это всё то, с чем ему теперь придется мириться до конца своих дней.
Было страшно. По-настоящему жутко. Никогда в жизни он больше не сможет выйти из этого адского места, никогда не увидит солнце, небо и родной мэнор. Про Поттера Драко старался и вовсе не думать, чтобы сердце не кололо такой болью, от которой хотелось уснуть и больше не просыпаться. Он сразу знал, что всё, что между ними было — слишком хорошо, чтобы быть правдой. Даже если ему повезет, и он сумеет каким-то чудом выбраться из этого гиблого места, нужен ли он будет Гарри? Арестант с изломанной судьбой, бросающий позорную тень на Героя. Наверное, намного честнее будет уйти от него самому. Пускай это совсем не по-слизерински, но он и так давно уже перестал им быть рядом с Поттером. Слишком сильно любил — неправильно, болезненно, верно.
Вдалеке загромыхали засовы и послышались короткие суровые приказы. Значит, настало время обеда. Драко спустил ноги со своих дощатых нар. Вот и еще один день прошел. Сколько их таких еще будет?
Откуда-то сильно тянуло холодом, хотя, казалось бы, откуда в подземелье сквозняки? Но, видимо, Азкабан не подчинялся обычным законам даже в таких мелочах. Вдали коридора кто-то истерично громко засмеялся, очевидно, уже сведенный с ума Черными стражами. Драко вздрогнул и поежился. Скорее всего, ему самому лишь усилиями Поттера удалось избежать дементора у входной двери, и он был неистово благодарен хотя бы за это послабление.
Раздались тяжелые шаги, и к его решетке вразвалочку подошел аврор с невыразительным лицом и бесцветными глазами, которые, наверное, попросту вылиняли за годы работы в темнице.
— Обед, — небрежно обронил тот, приоткрывая скрипучую дверь, и отправил ему по воздуху металлическую миску с прикрученной к ней ложкой. То, что плескалось в тарелке, было настолько неаппетитным на вид, что Драко лишь с тоской посмотрел в ее сторону, не делая попытки даже привстать с места. — Выпендриваешься? — равнодушно спросил аврор, снова захлопывая за собой решетку. — Ну дело твое. По первости все вы такие. Вот посидишь годок-другой, как шелковый станешь.
Миска с глухим лязганьем упала вниз, расплескивая на пол коричневое месиво, а аврор побрел дальше по коридору, левитируя перед собой скудные пайки.
Год... При этой мысли к горлу Малфоя подступила тошнота. Возможно, и не один. Вместо улыбчивого влюбленного Поттера, родного мэнора, уроков в школе и полетов на метле — теперь навсегда лишь вот это… Драко отвернулся к стене и закусил губу, чтобы не всхлипнуть. А ведь где-то рядом находится его отец, которого он больше никогда не увидит. Как же это должно быть забавно: смешно до истерики — сидеть с ним, может быть, даже в соседних камерах и ничего не знать друг о друге. Драко с трудом согнал с лица кривую нервную усмешку, больше похожую на гримасу боли.
— Выше нас только небо… Черт побери, как же там дальше… — пробормотал он, стараясь привычными словами и ритмом заглушить невыносимые мысли, и уткнулся лбом в перекрестье рук.
Почему-то ему казалось неизмеримо важным вспомнить те давние строки, тоненькой нитью соединяющие его со счастливым прошлым. Наверное, однажды и он тоже сойдет с ума и перестанет думать, чувствовать, желать. Сейчас эта мысль уже не казалась ему такой пугающей. Драко был даже способен радоваться надвигающемуся безумию, как другу: лишь бы вынырнуть из этой ужасной реальности куда-нибудь еще. Он был почти готов. Почти хотел этого. И лишь чувство самосохранения и гордость заставляли его цепляться за это “здесь и сейчас”, настойчиво твердить полузабытые строки, бороться за жизнь и идти до конца. Поэтому Драко снова и снова пытался вспомнить ставшую важной следующую строфу и упрямо шептал:
— Выше нас только небо... и бояться не нам высоты… Выше нас... только небо…