Сначала они шли тропинкой вдоль пожарной канавы. Джинсы Маши вымокли по колено. Прилипали к икрам. От тропинки они свернули в чащу, и скоро ей надоело смотреть ему в затылок.
– Подожди, – окликнула она. Руднев обернулся. – Мне кажется, мы тратим время.
– Почему?
– В чем моя польза? Нам нужно разделиться.
– Я не хочу, чтобы ты шла одна.
– Брось. Какой от меня прок, если я всю дорогу буду плестись за тобой?
Он взвесил Машину идею и свою тревогу.
– Ну, вот что, – не стал спорить Илья. – Иди вперед, а я пойду стороной. Только не сходи с прямой.
– Хорошо! – бодро согласилась она.
– Будем вести перекличку.
– А-у-у!!!
– Скоро должна быть просека, там и встретимся.
– Да, поняла-поняла!
Маша дождалась, пока спина Ильи не исчезла за частоколом стволов, и пошла по указанному маршруту. Через какое-то время она уже привыкла к лесу. Идти за Рудневым было легче – от нее только и требовалось держаться следом, а теперь приходилось самой выбирать путь: высматривать просветы, обходить бурелом. Пару раз она окликнула Илью, но он не ответил. Пройдя сотню шагов, она позвала снова и услышала близкий отклик, который ненадолго успокоил ее.
Лес становился глуше. Ноги мокли и немели. Но ее волновало другое. Маша замирала и прислушивалась. Ей мерещился хруст шагов, и эти шаги были будто не ее. Каждый раз, когда она останавливалась, шорох догонял и только потом затихал, оттого ей казалось, что кто-то идет по пятам. Скоро она вышла к завалу; мертвые деревья с перешибленным посередке хребтом втыкались лапами в землю, какие-то, наоборот, лежали плашмя и лапы воздевали – лес был свален тут словно специально, чтобы не пустить ее. Шея вспотела, за шиворот лезло колкое, ползучее, грязное. Маша карабкалась через сушняк, и ей верилось, что за ним-то обязательно будет хороший светлый лесок.
– Ау! – крикнула Маша на ходу.
Нет ответа.
Наконец дебри чуть разошлись и впереди запестрел осинник. Дышать стало легче. Сквозняк опять лизнул затылок. Видя перед собой редеющий лес, она забыла о фантомных шагах за спиной и металлической горчинке во вздохе. С каждой секундой росла надежда, что она выйдет на просеку и увидит там Илью. Вскоре деревья опять стали толще и теснее. Машу ужалило сомнение, что она зря отпустила его.
– Эй!!!
Внезапно упала тишина. Маша словно нырнула под воду.
– Ау-у-у!
Ей отозвалось едва различимое эхо. Маша присела на поваленное дерево.
– Ну, где же ты? – спросила она сдавленно и тут же все поняла.
Она поняла, насколько он далеко. Та жизнь, которая порой воскресала в Илье, была не их общей жизнью. Маша обняла ледяные ноги. Он оживал только, чтобы вспомнить другую. Все зря, никогда им не идти рядом. Она подумала это с жалостью к себе и крикнула так громко, насколько могла.
Руднев вышел на крик. Он посмотрел по сторонам, чтобы понять, зачем его звали.
– Ты чего?
– Я больше не могу, – сказала Маша.
– Устала?
– Нет, – она замялась. – Наверное, дальше я с тобой не пойду.
– Отдохни немного. И…
– Ты не понял. Отвези меня домой.
– Но почему? – наивно спросил он.
– Просто не могу. Не могу смотреть, как ты мучаешься. Не могу верить в тебя. И не хочу слышать, как твоя Саша ходит за мной след в след. – Она наконец назвала ее имя. Илья присел напротив Маши. – Нет, не смотри на меня. Просто пошли отсюда.
– Я не понимаю.
– Где у нас машина? Пошли.
Маша поднялась, уверенным шагом пошла обратно.
– Подожди!
– Где машина? Там? Ну что ты смотришь? Не могу я! Все!
Руднев стоял перед ней, запыхавшийся и растерянный. Он почувствовал себя деревом, по которому ударили топором и с которого слетели все птицы.
23
Теперь он бывал дома только ночами. Все дни его занимали поиски. Но этим вечером в лесу пошел ливень, и Рудневу пришлось вернуться раньше. Из-за того ли, что погода нарушила его планы, или из-за седьмой по счету безуспешной попытки он чувствовал сильную усталость. Это была полная опустошенность. Внутри ныло: спать! спать! спать! Он из последних сил поднимался на пятый этаж и, шаркая по ступенькам, только и мечтал забыться сном.
На последнем пролете он встретил Федора. Тот стоял у окна и слушал шум воды.
– Куришь? – спросил Руднев в шутку.
– Если бы, – ответил Федор с недовольной миной.
Они пожали руки.
– А то у меня есть…
– Так угости.
Илья сел на ступеньки и достал пачку. Федор потянулся за сигаретой.
– Я думал, попам нельзя.
– Курение – грех! – подтвердил догадку Федор. – Да и ты, кажись, не курил?
– А я и не курю, – пожал плечами Илья.
Они закурили.
– Оно не курево даже, а повод остановиться. Иногда не можешь притормозить и бежишь-бежишь, пока не сотрутся ноги. А закурил – и вроде отдохнул немного.
– Точно, – кивнул Федор.
– Но ты не привыкай, Федь. Сигареты нынче дорого стоят.
Сосед пошевелил пальцами, призывая дать ему про запас несколько штук. Руднев свернул кукиш, но потом отдал всю пачку.
– Значит, бежишь?
– Бегу.
– Ну Бог в помощь.
– Ага.
Федор курил жадно, с какой-то злостью, и сигарета его быстро сгорела.
– А пойдем ко мне.
– Нет, Федя, я устал. Ноги промокли…
– Пошли, – он потушил бычок о перила и потянул Руднева к себе.