– Я верно понимаю – мне надо к вам выйти? – уточнил Папазян.
– Да, жду, – сказала я и отключилась.
Я знала, что Гарик отходчивый, поэтому, несмотря на мое очередное «динамо», он непременно мне подыграет. Карина уже не на шутку испугалась. Когда к «Ситроену» подошел мой приятель в форме, она была в полуобморочном состоянии. Я разблокировала двери, Папазян сел позади моей пассажирки, и я вновь замкнула замочки.
– Ну что, попалась, птичка? – спросил Гарик для пущей важности и вопросительно уставился на меня.
– Попалась, – подтвердила я, – можно сказать, с поличным. Хотела сама ее допросить, но она упрямится. Товарищ майор, забирайте ее себе. Я на нее больше тратить время не собираюсь.
У Карины повторился приступ истерики. Она уткнулась головой в ладони, громко всхлипывая и еле внятно приговаривая:
– Я не виновата, я ни в чем не виновата, поверьте!..
Папазян показал мне мимикой и жестами, что он не понимает, как ему вести себя дальше. Я дала ему понять тем же способом, что он со своей задачей практически справился и теперь ему остается только красиво уйти. Гарик осуждающе покачал головой, изобразив, что ему совсем не нравится этот спектакль, и сказал:
– Сейчас у меня в кабинете помощник подследственного по другому делу допрашивает. Придется вам немного подождать.
– Не на-надо в ми-милицию, я все зде-здесь ра-ра-расскажу!.. – сильно заикаясь, пробормотала Гакаева.
– Товарищ майор, раз уж вы все равно заняты, придется мне самой ее допросить. Если вы, конечно, не возражаете.
– Не возражаю, – ответил Папазян. – Возникнут проблемы – я подключусь. А пока у меня есть другие дела.
Я выпустила Гарика из машины и вновь осталась наедине с Кариной. Она продолжала истерически всхлипывать. Я заботливо сунула ей пачку носовых платочков и, когда она утерла сопли и слезы, сказала:
– Итак, я слушаю. Говори четко и громко, ничего не утаивай. От этого зависит твоя дальнейшая судьба.
Я включила диктофон, и бывшая воспитанница агафоновского детдома начала вещать. Говорила она медленно, тщательно продумывая каждое слово:
– Вчера мне позвонила моя одноклассница, Машка Маменко, в смысле Касаткина – она замужем за Касаткиным, – и сказала, что нам надо сегодня срочно встретиться. Я согласилась, ни о чем не спрашивая. Мне все равно делать нечего было, я на этой неделе выходная. Мы договорились увидеться около Крытого рынка, на остановке трамвая. В девять утра. Машка пришла с Серым, со своим мужем. Они сказали, что улетают сегодня в Турцию, поэтому не успевают навестить в больнице одного очень хорошего человека. Серый всучил мне пакет с апельсинами и сказал, что его надо передать Хохлову Дмитрию Олеговичу, который лежит в отделении токсикологии, в седьмой палате. Еще он сказал, что мне самой совершенно ни к чему к этому Хохлову заходить. Можно попросить кого-нибудь передать больному пакет с апельсинами. Я так и сделала. Отдала его санитарке – она в холле полы мыла – и ушла. Уже когда я ехала домой в маршрутке, Машка мне позвонила и спросила, как все прошло. Я сказала, что все нормально. Тогда она попросила меня завтра позвонить из автомата в больницу и справиться о здоровье Хохлова. Еще она сказала, чтобы я сама ни ей, ни Серому не звонила, потому что они сразу же купят в Турции местные симки, чтобы звонки были дешевле, и сами мне перезвонят. Вот, собственно, и все.
Я отключила диктофон и сказала:
– Карина, все у тебя как-то очень уж гладко и причесано получилось. Меня, мол, попросили – я согласилась. Ни о чем не знала, не подозревала… Только почему-то из больницы ты удирала так, словно догадывалась, что за тобой может пристроиться «хвост». Скажи: ты догадывалась или знала наверняка?
Гакаева немного подумала, а потом сказала:
– Догадывалась.
– Что же натолкнуло тебя на эту мысль? – уточнила я и снова нажала на кнопку диктофона, включив его.
– Я не знаю, как вам это объяснить… Просто я подумала: если все так безобидно, то почему они сами не передали эти апельсины Хохлову? Вместо того чтобы со мной встречаться, они успели бы смотаться на такси в больницу, а оттуда – в аэропорт. Еще я подумала, что этот человек может спуститься, захочет узнать, от кого передача, а мне с ним совсем не хотелось встречаться. Я просто не знала бы, что ему сказать.
– Признайся честно: ты поняла, что апельсины отравленные, вот и дала деру! Тем более что внизу сидел охранник, он мог что-то заподозрить и задержать тебя.
– Все было не так! – поспешно возразила девушка, но под моим строгим взглядом призналась: – Уже потом, когда вы меня в эту машину усадили, я о чем-то таком подумала.
– Карина, а тебе никогда не приходило в голову, что думать надо до того, как соберешься что-то сделать, а не после? – назидательным тоном осведомилась я. – Иногда последствия необдуманных поступков оказываются необратимыми.
Гакаева сидела какое-то время молча, а потом вдруг спросила:
– А с чего вы взяли, что цитрусы отравленные? Может, это и не так? Все-таки Касаткины не могли меня так подставить!
– Значит, им ты веришь больше, чем мне?