Здесь повсюду, рядом и в отдалении, высились гигантские стволы, почти невидимые сейчас, ночью, в густой тени собственных крон. Кое-где сквозь листву пробивался лунный свет, заставляя ее серебристо светиться, разливаясь ртутными озерцами на траве. Здесь, в роще, среди старших деревьев, было холодно, здесь царили тишь и безмолвие.
Хамида пробрала дрожь.
– Он тоже скоро придет к вам, – сказал он, обращаясь к этим толстоствольным темным великанам с могучими руками-ветвями и уходящими глубоко в землю корнями. – Паск и другие знают, что делать. Скоро, скоро он будет здесь. А она станет приходить сюда с малышом и часами сидеть в его тени летним полднем. Может быть, потом и ее похоронят здесь же. У его корней. А вот я точно здесь не останусь. – И эти последние слова он произнес уже на ходу, мысленно устремляясь назад, мимо дома Фарре, к причалу, к лодке, которая понесет его по каналам и протокам, заросшим тростником, к дороге, что ведет вглубь материка, на север, подальше отсюда. – Если вы не возражаете, я уйду прямо сейчас…
Старшие стояли неподвижно и равнодушно смотрели, как он торопливо выбирается из-под сени их ветвей и быстро, широко шагая, удаляется прочь – хрупкая, неровно движущаяся человеческая фигурка, чересчур маленькая и чересчур поспешная, чтобы обращать на нее внимание.
Дикарки
Бела тен Белен и пятеро его спутников отправились на вылазку. В последние годы кочевников в окрестностях Города не видели, однако сборщики урожая с Восточных полей сообщили, что заметили над Полуденными холмами дым от костров, а потому шестеро молодых парней вызвались разведать количество стоянок. Проводником они взяли Бида Ханду, уже выполнявшего эту роль во время набегов на кочевые племена. Бида и его сестру Нату еще в детстве захватили в плен в деревне кочевников, увезли в Город и сделали рабами. Сестра Бида славилась красотой, и Ало, брат Белы, выкупил ее у хозяина и взял в жены, расставшись при этом с немалой долей богатства рода Белен.
Весь день Бела и его товарищи шли и бежали, поднимаясь по холмам вдоль русла Восточной реки. К вечеру они достигли вершины гряды и внизу, в долине, среди заливных лугов и извилистых протоков разглядели крытые шкурами шалаши кочевников – три круговые стоянки, расположенные довольно далеко друг от друга.
– Они пришли на болота за ильным корнем, – сказал проводник, – и не собираются нападать на поля, принадлежащие Городу. Будь это так, лагеря стояли бы вплотную.
– Кто занимается сбором корня? – спросил Бела тен Белен.
– Взрослые – и мужчины, и женщины. Старики и дети не покидают становища.
– В какое время они выходят на болота?
– Рано утром.
– Завтра, как только уйдут сборщики, отправимся в ближайший лагерь.
– Лучше в другой, тот, что у реки, – предложил Бид.
Бела тен Белен повернулся к своим спутникам и сказал:
– Он из их племени. Нужно заковать его в цепи.
Все согласились, но цепей с собой никто не брал. Тогда Бела принялся разрывать на полоски свой плащ.
– Мой господин, почему ты хочешь меня связать? – вопросил человек Грязи, в знак почтения приложив ко лбу кулак. – Разве не водил я тебя, а прежде и других воинов к кочевникам? Разве дом мой не в Городе, а моя сестра – не жена твоего брата? Разве мой племянник не племянник и тебе, разве он не бог? Зачем мне бежать из нашего Города к этим невежественным дикарям, что спят на земле, глодают ильный корень и не брезгуют ползучими тварями?
Люди Короны не стали разговаривать с человеком Грязи. Его ноги связали веревками, скрученными из шелковой ткани, а узлы затянули так туго, что не развязать, а только разрезать. Троих из отряда Бела назначил по очереди стеречь проводника до утра.
Устав от долгого дневного перехода, юноша, стоявший на часах перед самым рассветом, заснул. Бид подставил ноги к тлеющим углям костра, пережег шелковые путы и сбежал.
Когда поутру Бела тен Белен обнаружил, что раб исчез, лицо его окаменело от гнева, но он лишь молвил:
– Он предупредит ближнее становище. Мы пойдем в самое дальнее, на возвышенности.
– Нас увидят на болотах, – сказал Дос тен Хан.
– Не увидят, если мы пойдем речками, – возразил Бела тен Белен.
И вот они спустились с холмов на равнину и двинулись вдоль ручьев, скрытые высоким тростником и прибрежными ивами. Стояла осень, но дожди еще не начались, поэтому можно было идти у самой воды или вброд. Там, где заросли тростника редели, а протоки, ширясь, превращались в болота, налетчики низко пригибались к земле, чтобы не мелькать на виду, и использовали в качестве укрытия каждый кустик.