Вышивка по ворованной ткани

– Чё бабку стремаешь? Она, как ты, йогой не оттянется, плюхнет в инсульт, будешь сраный горшок таскать, как я в регрессии!

– Я тоже не железобетонная, – огрызнулась Валя.

Однако тема «проституток, делающих массаж по квартирам», больше не всплывала, и скатерть с райскими птицами вернулась на стол большой комнаты. Валя теперь открыто приносила домой простыни, потому что пациенты приходили в «Центр Валентина» со своими простынями в пакете, о чём Маргарита предупреждала по телефону.

Вика приклеивала к этим пакетам бумажки с фамилиями. Потом одни пациенты простыни забывали, другие принципиально оставляли, третьи не дохаживали полного курса. Место в шкафу из карельской берёзы было ограниченно, и Валя забирала простыни домой.

А доставая их из сумки, вспоминала, как мать, приходя с фабрики, точно так же доставала из сумки куски ткани. И удивлялась: куда ни поедешь, всё равно всё сложится в старый узор.

Мать, неравнодушная ко всему тряпочному, замачивала эти простыни в хлорке, кипятила и ворчала:

– Заразные на них лежали! Рак-то, говорят, аккурат через простыни передаётся!

– Говорят, что кур доят, – отвечала Валя бабушкиной поговоркой. – Рак не заразный.

– Много ты знаешь? Профессор кислых щей!

Мать уже расшила в квартире всё, что могла, от занавесок до коврика у двери, так что теперь расшивала узорами простыни и носила в «комок» возле метро или на рынок, где за них давали хорошую цену. А красивые пластиковые пакеты от простыней тоже стирала в хлорке, сушила на балконе и складывала в отдельную стопку.

Перед Масленицей застрелили лидера Мосфильмовской ОПГ – криминального авторитета Сергея Шевкуненко. Прямо в квартире вместе с матерью. К убийствам привыкли, но газеты написали, что отец убитого бывший директор второго творческого объединения киностудии «Мосфильм», посвятивший когда-то сыну пьесу «Серёжка с Малой Бронной».

А мать – ассистент режиссёра на той же киностудии, да и сам Сергей Шевкуненко сыграл в юности главные роли в пяти фильмах, включая «Кортик», «Бронзовая птица» и «Пропавшая экспедиция»… а потом отсидел в общей сложности 14,5 лет. Это в голове не умещалось.

На Масленицу мать напекла блинов. В одни завернула творог с вареньем, в другие мак со сгущёнкой, и велела отнести «музыкантке», что означало окончательную легитимизацию «Центра Валентина».

Ближе к обеду в этот день заглянул Тёма, попил на кухне чаю с материными блинами, не ответил на томный взгляд Маргариты и позвал Валю выйти поговорить. Она сбросила белый халат, накинула пальто и предложила спуститься на улицу, поскольку по материной информированности было ясно, что все стены лестничной клетки имеют уши.

– Помнишь, первый раз за Викой ко мне пришла? – спросил Тёма, закурив.

– Ещё бы не помнить!

– Нарк с ней был, конченый… замочили урода! Своровал у крутого сотовый, охрана догнала и на месте забила. Такой сотовый как две старые тачки стоит!

– Точно знаешь? – зачем-то переспросила Валя, её стало подташнивать.

– Мы дело открыли, но кто ж их будет искать?

– Вика говорила, он физико-математическую школу окончил, в университет поступил. Родителям сообщили?

– В розыск подадут, узнают. Да они на нём давно крест поставили, искать не будут. Вике не говори, ещё опять вмажется.

– Тогда легенду сочиним, что ты пришёл про Огурца рассказать. Где он, кстати?

– Там же, старух у метро обувает. Мы его тогда помяли малёк, в снег положили. Но ты ж не будешь заявление писать, что на твой незаконный бизнес наехал незаконный рэкетир? – усмехнулся Тёма.

– Не буду…

– Значит, жизнь продолжается, и весна рвётся в душу!

Валя не успела понять, что чувствует по поводу смерти Когтя, оторопь, жалость или облегчение, что он больше никогда не найдёт Вику. Да и времени понять не было. Потому что на следующий день утром мать вбежала в комнату Вали и Вики с криком:

– Владика убили! Убили, проклятые! Убили, сволочи!

Упала на диван, включила телевизор и зарыдала. Валя с Викой переглядывались, носили ей воду и понимали, что смерть Влада Листьева отпустила тормоза, чтобы отплакать сразу всю свою неказистую жизнь.

А по телевизору показали, как всемогущий и вселюбимый телеведущий Влад Листьев лежит на полу грубо покрашенного зелёным лестничного пролёта под старой батареей в начищенных ботинках, на которых бликует камера. Это выглядело настолько невозможно, что Валя тоже заплакала.

– Чё воешь? Ты ж просветлёнка! Регрессию мне делала! Смерть – это ж лифт для перевоплощения, – успокоила её Вика. – Надо прощаться с человеком не в соплях по колено, а с использованием музыки, танцев, мантр и благовоний. Все сорок девять дней, пока душа не свалит подальше.

К убийствам привыкли, но население не было готово к тому, что можно убить главного телеведущего страны, принадлежавшего всем. На следующий день в эфире главных каналов транслировалась только траурная заставка с надписью «Владислав Листьев убит», прерываемая выпусками новостей.