Вышивка по ворованной ткани

– И бара нет. Женщин тут мало бывает, вот и конфеты в ресторанном меню по старинке не предусмотрены. Я пошёл?

– Подожди, – Валя привстала на локте, так что одеяло обнажило грудь.

Прежде немедленно бы натянула его, а сейчас в ней проснулось что-то хулиганское:

– Зачем меня сюда привёз?

– За этим, – улыбнулся он.

– А дальше?

– И дальше привезу, – как большинству мужчин, ему хотелось сэкономить на словах.

– В одежде совсем чужой, – упрекнула она.

– А я и есть чужой. Люди, когда одеваются, они как государства, закрывают границы. Так что для всех – чужой, а для тебя, когда вдвоём, – твой.

– Ты все эти годы был счастлив?

– Был бы счастлив, не запомнил бы, как тебя зовут… Прости, опаздываю на завтрак.

Он ушёл, а Валя встала. Пошла в ванную, со смехом подумала, что всё это время её снимают камеры, а на ней ничего, кроме бриллианта на цепочке. Раньше бы сто раз закуталась, а сейчас было наплевать. Умылась, стала расчёсываться его щёткой для волос.

Услышала стук в дверь, накинула его халат, открыла. Вошла вчерашняя женщина с подносом, на котором стоял стакан чая в торжественном подстаканнике, как в старых фильмах. На тарелке лежали бутерброды, а на отдельном блюдце одинокая конфета «Южная ночь».

– Это мне? – обрадовалась Валя.

– Говорит, достаньте конфету как хотите! А я сроду конфеты не ем. У девчонок в соседнем корпусе одну нашла, – отчиталась женщина, – Ой, бумаг-то на полу. За руку спасибо! Спала как убитая. Лечение ваше сильное.

И, ловко подобрав бумаги, вышла. Валя съела конфету, свернула фантик и по-детски заложила им записную книжку. Фантик «Южной ночи» был вещдоком, что всё произошедшее правда, примерно как засушенный в книге цветок – прямой вещдок прошедшего лета.

Горяев вернулся, оперативно сложил нужные бумаги в портфель и нежно спросил:

– Когда со мной пообедаешь?

– Когда позовёшь.

– Не обижайся, если не завтра. Придётся любить меня таким. А кстати, – достал из портфеля чёрный сотовый телефон с торчащей антенкой. – Вот кнопка – будешь нажимать, когда я буду звонить. А эта кнопка, когда ты будешь звонить. И номер его запиши, чтоб пользоваться.

– Кому я буду звонить? – не поняла она.

– Кому захочешь.

– Это ж бешеные деньги! – она видела сотовый телефон по телевизору, но ни у кого из её знакомых ничего подобного не было, в лучшем случае пейджеры.

– Не твой вопрос.

– А где ты его взял?

– У меня два, обойдусь одним. А вот вилка с проводом, будешь его в розетку вставлять, когда вот этот столбик на экране совсем растает. Поняла?

– Прямо в розетку? Как утюг?

– Прямо в розетку, – обнял её, провёл пальцем по шее. – Любишь бриллианты?

– Швед подарил. Заладил, что ему нужна такая жена.

– Всё не так безоблачно для немолодого политика, – усмехнулся Горяев. – Надеюсь, он стар и толст!

– Стар, глуп, весит двести килограммов и плохо говорит по-русски, – успокоила Валя.

Слава отвёз её домой. Мать и Вика спали. Шарик начал повизгивать и царапать входную дверь. Валя тихо переоделась, взяла поводок и повела Шарика в парк.

Разве счастье бывает такое спокойное и ровное, спрашивала она себя? Но мне не нужна его известность и влиятельность, нужно только, чтоб у него было время на меня. Хочу быть женой, а не девкой по вызову.

Отправлять на работу, гладить рубашки, подавать еду. Хотя, нет, еду и рубашку пусть мать, мне же самой на работу. И что теперь? Встреча раз в неделю и звонки по дорогому телефону?

Села на лавочку, достала сотовый, возилась-возилась с ним, кое-как разобралась. Помня, что Юлия Измайловна жаворонок, набрала её номер.

– Доброе утро! Почему вам так не нравится Виктор Миронович? – спросила она с места в карьер.

– Доброе утро! Мне не могут нравиться те, на борьбу с кем потрачена жизнь, – ответила та ледяным тоном.

– Но он играл по общим правилам.

– А я – нет. И весь мой круг – нет. Благодаря чему страна перестала быть лагерем!

– Я его люблю.

– Его или его статус?

– Но вы же меня знаете!

– Не успеете сообразить, как превратитесь в девушку при хозяине жизни. Мечтали о добром сильном папе, а получили разложившегося номенклатурного барина.

– Юлия Измайловна, вы увидите, он не такой.

– Что это за шум?

– Собаки в парке. Он подарил мне сотовый телефон. Без шнура.

– Понятно! Потом будет шуба, машина и… новая мораль. Я слишком хорошо знаю, как ОНИ умеют покупать! – и Юлия Измайловна положила трубку.

Это было настолько несправедливо и обидно, что у Вали чуть не брызнули слёзы, но она взяла себя в руки. В конце концов, есть вещи, которых может не понимать и не чувствовать даже Юлия Измайловна, упёртая в свои чёрно-белые ножницы, отчекрыживающие массу оттенков.

В конце концов, это её, Валина жизнь. Это её новое подсвеченное пространство. Это её девять лет грёз и обрушившееся, как слепой дождь, счастье, которое она не позволит растаптывать словами даже Юлии Измайловне.

И пошла из парка какой-то совершенно новой упругой походкой, ведь несмотря на то, что почти не спала ночью, чувствовала, как тело наполнено музыкой, переливающейся по сосудам и капиллярам.

В тесной кухне Вика возилась с завтраком. Валя подхватила Вику и закружила, чуть не сбив со стола посуду.