Вышивка по ворованной ткани

Помчались по направлению к Московской окружной кольцевой, потом свернули вправо, появились длинные каменные заборы, ворота, будка с охраной. Вале даже показалось, что приезжала сюда с Тёмой к бандитам, хотя тогда было совсем другое направление.

Ворота со скрежетом разъехались, машина оказалась в большом ухоженном парке, покрутилась по нему и остановилась у двухэтажного панельного корпуса. Слава нажал на звонок на двери, вышла пожилая женщина, поздоровалась и повела Валю наверх.

– Сам-то когда? – спросила она водителя.

– Обещал скоро. Ну, я поехал?

– Ступай, – кивнула женщина.

Они с Валей шли по мраморным лестницам, покрытым ковровыми дорожками, мимо запертых дверей, уголков с мягкой мебелью, цветов в кадках, картин в неброских рамах.

Женщина распахнула дверь роскошного по советским меркам номера:

– Окно я открыла, кабы вас не продуло.

И торопливо ушла, беззвучно ступая по толстому ковру. Валя не поняла, где оказалась. Первая комната была кабинетом-приёмной с массивной мягкой мебелью и кучей телефонов. Вторая спальней с тяжёлыми дорогими портьерами и покрывалами.

Всё было как в старом кино про большое начальство. Гранёные стаканы, графин с водой, настольные лампы чуть не Валиного возраста. Она сняла плащ и начала исследовать номер. Возле компьютера, почти такого же, как у Эдика, стояла фотография в рамке.

На ней красивая немолодая блондинка с белокурым молодым человеком и крохотной девочкой. Жена, сын, внучка. Полный комплект. А теперь ещё будет массажистка на выезде, подумала она с горечью.

На журнальном столике высились пирамиды газет и журналов, валялись пачки документов. В ванной сверкали бесчисленные пузырьки одеколонов и гелей и висел полосатый банный халат.

Валя погладила халат, сняла и прижала к лицу. Вдохнула запах мужчины, которым грезила девять лет. Запах был тот. Родной. Это немного примирило с происходящим. Вспомнила про бриллиант, покопалась в сумке, надела его перед зеркалом. Потом нашла в радиоприёмнике приглушённую приятную музыку и села на широкий подоконник приоткрытого окна лицом к двери.

Он появился в дверном проёме неожиданно и неслышно, когда Валя уже перестала ждать. Стряхнул капли дождя с седеющих висков, запер дверь, сбросил плащ прямо на пол, молча подошёл и начал её целовать. Валя перестала соображать, словно куда-то провалилась, и очнулась, только почувствовав, как он водит ладонями по её спине и шепчет:

– Спина от дождя мокрая, ты простудишься!

Потом, после всего, пила коньяк, хохотала и вдруг застыла поражённая:

– Послушай, а ведь так и было!

– Что «было»?

– Я сидела на подоконнике, а он говорил: «Это будет последний кадр! Обстоятельства жестоко развели их… Он уже не мальчик… Снег прошёл по его волосам… С ней тоже случилось многое… Она ждёт его, сидя на подоконнике… Она ждала его девять лет… Он входит… Им так много надо сказать друг другу, что приходится молчать… Он подходит и начинает целовать её…» Помню слово в слово, потому что часто повторяла про себя! – закричала Валя.

– Кто говорил? – недоумевая, спросил Горяев.

– Лошадин! Режиссёр! – она тоже боялась сказать что-то не так, потому что мысли спешили, спотыкались, кувыркались друг через друга.

– Лошадин?? Как-то просил денег на фильм, я отказал. Слышал, он потом уехал в Германию, – ответил Горяев скорее вопросительно.

– Хотел снимать меня в главной роли, а снял другую. Послушай, ещё раз. Он говорил: «Обстоятельства жестоко развели их… Он уже не мальчик… Снег прошёл по его волосам… С ней тоже случилось многое… Она ждёт его, сидя на подоконнике… Она ждала его девять лет… Им так много надо сказать друг другу, что приходится молчать…» – повторяла Валя, как безумная.

– Это я понял, – кивнул он терпеливо. – Я не понял контекста.

– Получается, он снял фильм, а мы сейчас в этом фильме ещё раз сыграли! – Валя не знала, как объяснить всё, что накопилось внутри.

– Почему девять лет?

– Мы познакомились в министерстве девять лет назад!

– Это я уже такой старый? – искренне удивился он. – Казалось, мы не виделись года три. Впрочем, нет. Конечно, больше. Грубая штука время.

– А как получается, что один человек придумывает историю, а другие – её исполняют, но без камер?!

– Как раз камер тут хватает, я не должен был тебя сюда везти. Но выхода не было, – признался он.

– И всё, что было, на камеру сняли? – испугалась Валя.

– Будут смотреть и завидовать, – засмеялся он. – Шучу! Давно ты общалась с Лошадиным?

– По молодости ушла к нему от первого мужа. Знаешь, когда Лошадин посадил меня на подоконник, говорила: страшно, упаду вниз. А он мне: потому что огонь должен быть внутри. Что если бы я любила или была настоящая артистка, то не заметила бы. Понимаешь, что я говорю?

– Нет.

– Я сейчас заплачу. Ты должен понимать! – отчаянно воскликнула она.

– Чтоб чувствовать человека рядом, совершенно необязательно его понимать, – Горяев погладил её по волосам. – Я понимаю массу людей, но они мне ни секунды не нужны. Ты хотела сниматься в кино?

– Тогда хотела. Но теперь я целительница, экстрасенс, у меня свой кабинет, – похвастала Валя.