Вышивка по ворованной ткани

Столько лет мечтала о случайной встрече, а теперь до него было несколько метров! Понимала, что не может не подойти, но при этом не знала, что сказать. «Здравствуйте, Виктор Миронович, давным-давно вы подарили мне куклу…» А он ответит: «Извините, не помню».

Театрально окающий батюшка с ходу начал наезжать на Виктора Мироновича:

– Наркотики – проблема государственная! Церковь не справится, пока государство разрешает всю эту музыку, всю эту бесовщину, все эти дискотеки!

– Чистим дискотеки ежедневно, – вмешался милиционер. – А толку? В школах! В университетах! Всем известны дилеры, а у правоохранительных органов нет возможности приставить к каждому ребёнку милиционера.

– Чистят они дискотеки?! – прошептала Вика. – За бабки сами туда носят!

– Все почему-то спешат не работать с проблемой, а искать персонально ответственного, – мягко ответил Виктор Миронович. – Церковь показывает пальцем на политиков, политики – на правоохранительные органы, правоохранительные органы – на семью, семья – на врачей. А наркотики можно победить только «всем миром». Общество должно испугаться и отнестись к наркомании, как прежде в истории относилось к чуме.

– Люди во власти не принимают решений, потому что чума от них далеко. Вы вылечите детей за границей, и вам плевать на то, что происходит в других слоях общества! – объявил психолог.

– Согласна с Виктором Мироновичем, необходимо уйти от языка взаимных обвинений, – вмешалась Горбушкина. – Послушаем вопросы из зала!

– Хочу что спросить, – встала пожилая женщина. – Извините, волнуюсь… У меня племянник. Где он эту заразу подцепил, не знаем. Мать с отцом всю жизнь вкалывали, всё ему, а он… У других дети в рванье выросли, а в люди вышли.

– Думаю, вопрос к нашему уважаемому психологу, – выполнила диспетчерские функции Горбушкина.

– Патологические формы воспитания не связаны с материальным положением семьи, – психолог погладил бороду. – Наиболее подвержены наркомании дети, выросшие в семьях, где родители не устанавливают чётких норм поведения. В семьях с давящими, гиперопекающими родителями. И вообще родитель наркомана – это человек, не слышащий, что происходит с ребёнком.

– Извините, в торговле работаю. Не поняла ни слова, – пожала плечами женщина, задавшая вопрос. – Может, их бить надо?

– Ребёнок не знает, где есть добро, где есть свет, – перевёл ей батюшка.

– Пожалуйста, молодой человек! – обратилась Горбушкина к длинноволосому парню из второго ряда, тянущему руку.

– Расскажите, как лечат от наркомании? – спросил парень.

– Путь из наркомании не бывает короче, чем путь в неё, лечение состоит из нескольких этапов, – снова погладил бороду психолог. – Сначала детоксикация, потом стадия мягкого отвыкания от наркотика за счёт многостороннего влияния на психологическую зависимость. И только затем психологическая и социальная реабилитация.

– Раньше вот была пионерская организация, комсомол, – встал дедушка в очках. – А теперь сами себе предоставлены, как собаки бездомные. Не было в наше время наркотиков. Их Горбачёв с американцами завезли!

– Это фантазии, – разъяснил милиционер. – Сейчас в стране третья волна наркотизации. Первая была в начале века, когда на каждом углу торговали кокаином и всё высшее общество его нюхало. Вторая – в шестидесятые с оттепелью. А сейчас третья. Горбачёв, конечно, сыграл антиалкогольной реформой наркобизнесу на руку, но нельзя вешать на него вину родителей наркоманов…

Тут Виктор Миронович увидел Валю, сидящую в первом ряду, и в глазах у него вспыхнули лучики. Узнал, – пронеслось в голове, и она окончательно перестала слышать происходящее. Только ловила обрывки:

– Наркогены… жёсткий стиль воспитания… повышение фактора риска… антисоциальное поведение и гиперактивность подростков… отношения принятия и понимания друг друга… демократический контроль ребёнка… формирование барьеров от пяти до семи лет…

Ей снова привиделся вышитый крестиком материн коврик, в который она в юбке солнце-клёш заходила за руку с Виктором Мироновичем, и они сладко кружились в вальсе на фоне кремлёвской стены.

– От моего сценария ни затяжки не осталось! – возмущённо шептала Вика.

– Поверхностно! Грубо! Топорно! – тихо соглашалась с ней Юлия Измайловна.

А Валя уже совсем ничего не слышала, только видела перед собой глаза Виктора Мироновича. Когда съёмка закончилась, все сорвались с места. Девушки побежали брать автографы у Горбушкиной, мужчины побежали к Виктору Мироновичу, пожилые женщины – к психологу.

Валя встала и двинулась на неверных ногах навстречу Виктору Мироновичу. Шла медленно, но показалось, что летит с горы, как в детстве на санках, сейчас врежется в него изо всех сил, и оба разобьются в куски и разлетятся по студии как щебёнка по дворам Каменоломки. Потому что не может быть, чтоб он помнил её столько лет!

Вблизи стало видно, лицо у него загримировано, как у всех выступавших, и грим подчёркивает морщинки около губ. Отвечая на вопросы машущего руками пенсионера в орденах, он поражённо смотрел на Валю. И когда она встала прямо перед ним, тоже встал и, не договорив фразы собеседнику, спросил:

– Вы вернулись?